Андрей Морозов: диалектика конечного и бесконечного, смертного и бессмертного – вот первое условие разворачивания человеческой истории, изначально данное ограничение

Ноябрь 13, 2019

 

Интервью с Андреем Юрьевичем Морозовым, доктором философских наук – профессором кафедры философских и социальных наук Киевского национального торгово-экономического университета

Уважаемый Андрей Юрьевич, благодарю за эту возможность обменяться мнениями по актуальным проблемам и поговорить о роли философии и, может быть шире – о способности человека иметь ценности.

Мир велик, мир развивается – его динамики и трансформации актуализируют проблемы переосмысления ответов даже на те из вопросов, которые, казалось, давно получили решение и стали классикой. – Получается, что каждый человек, каждое поколение, заново перескладывает этот ребус и решает загадку – что же это такое Мир, Человек, Ценность и каковы / почему они такие, как представляются? – человек всякий раз заново всматривается в эту причудливую картинку калейдоскопа и пытается ….


В.Ш.:
Уважаемый Андрей Юрьевич, как Вы полагаете, что пытается в этом своем вглядывании / вопрошании понять человек, что различить, а главное, на Ваш взгляд, зачем?

 
А.М.: Тысячелетний опыт мировой культуры, в частности, опыт мировых религий свидетельствует о том, что каждая личность есть наивысшая ценность, бесконечная и неповторимая внутренняя вселенная, храм. В то же время, перефразируя Гегеля, можно сказать, что личность, не задающая философских, метафизических вопросов, о которых Вы упомянули, – подобна храму разоренному, оскверненному, храму без святыни. Ведь собственно личностное, гуманистическое, начинает приобретать форму в тот момент, когда индивид начинает вопрошать о смыслах и целях мироздания, высших ценностях жизни, истине, Боге. Только тогда из этой неоформленной глыбы полу-животного, не до конца осознанного существования проступает, словно прекрасная скульптура, человеческий лик. В этом смысле занятия философией в определенной степени сохраняют нас от опасности дегуманизации, «расчеловечивания».

Стоит подчеркнуть, что любое вопрошание о мире, человеке или Абсолюте проистекает от предварительного личного психологического настроя, общей экзистенциальной «настроенности», которые определяют характер вопросов, и горизонт вопрошания в целом. Тем философские ответы и интересны, что претендуя на универсальность, они всегда носили и носят, с одной стороны, очень личностный характер, а с другой – никогда не окончательны.

Пути мысли – это, если воспользоваться метафорой Хайдеггера, лесные тропы, которые могут, как вывести на широкую дорогу, ведущую к свету истины, так и, кружась и петляя, внезапно оборваться. Иногда увлеченность философскими исканиями возникает от светлого настроя: радостного удивления, жизненной переполненности в моменты, когда мы любим и любимы, когда исполнены благодарности и бескорыстным отношением к миру. Однако, далеко не всегда нам доступны такие «пиковые моменты» духовного подъема. Чаще всего метафизические вопросы появляются в моменты острого осознания неустроенности и неопределенности своего бытия в мире, «закинутости» или, как говорил Мартин Бубер, «бездомности», бессилия и ущербности, абсурдности и отчуждения. Порой нам кажется, что вокруг так много несправедливости, горя, страданий, что мир начинает походить на сюрреалистическую фантазию, и тогда мы отказываемся его понимать и объяснять. Но как бы мы не смотрели на мир – пессимистично или оптимистично – есть определенные константы, которые вообще располагают нас вновь и вновь обращаться к философским вопросам.

Неопределенность существования, изначальная свобода и открытость – все это свидетельствует об онтологической «шаткости» положения человека, порождает тревогу как общий трансцендентальный фон всех событий нашей жизни, как состояние, в котором мы переживаем вызов и угрозу нашему осмысленному бытию со стороны сил небытия и бессмыслицы.

Думается, что, в конечном счете, все философские построения – это не просто ответы на вызовы и искушения жизни, но попытка «снять» и преодолеть эту изначальную экзистенциальную тревогу, подчинить и приручить силы хаоса и «ничто», точащие нас изнутри.


В.Ш.:
Уважаемый Андрей Юрьевич, а из всего спектра многообразных значимостей, какие вопросы и проблемы в обществе начала XXI в. можно отнести к философским? Ведь если мир не является статичным – даже такие понятия как «традиционность» и «модернизм», да и собственно понятие «ценность», в каждую эпоху / период имеют свое конкретное содержание – постоянно уточняются объемы понятий (содержание), т.е. мы активно экспериментируем с формо-образованием, аксиоматиками явлений, можно предположить, что в таком мире должно измениться и представление о Философии – она теперь далеко не только практикующая созерцание педагогика. Что она теперь? А может время философии и философствования и вовсе ушло – может она умерла, а в мире остался лишь ее образ, с которым продолжают играть лишь ренегаты? А может в мире уже появилось или скоро появится нечто более возвышенное и привлекательное, чем философия?


А.М.:
Время философии уйти не может, поскольку её предмет и призвание – вещи вне-временные, транс-исторические. Существует даже такое понятие как philosophia perrenis – вечная философия. Вечность, как известно, никогда не устаревает, ибо не подвластна времени.

У Гегеля есть замечательная мысль о том, что предметом и религии, и философии есть вечная истина в самой её объективности – познание не-мирового, не-эмпирического. Продолжая классика, можно сказать, что когда философия начинает слишком увлекаться эмпирикой, «лезть» в сферу компетенции других наук, и, в особенности, заниматься апологией общественных движений, уличных протестов и т.д., она постепенно теряет своё лицо, затушевывает свою сущность. Для философа это такое же «понижение дискурса», как и для священнослужителя участвовать в рок-концерте, или для серьёзного драматического актера сниматься в рекламе. Конечно, всё это может иметь место, но как побочный продукт, а не первостепенная задача. Главное ведь – не забыть о высшей цели любомудрия – о самопознании, поиске внутренней «страны Востока», описанной в своё время Германом Гессе. Вспомним философский девиз его героев – «целью нашей была не просто страна Востока, или, лучше сказать, наша страна Востока была не просто страна, не географическое понятие, но она была отчизной и юностью души, она была везде и нигде, и все времена составляли в ней единство вневременного».

Если отбросить пафос и говорить более приземленно, то философия есть критическое вопрошание об условиях возможности. К примеру, сегодня весьма актуальна философская тема, лежащая на пересечении этики и права – как возможно оперировать понятиями «преступления против человечности», «преступления без срока давности» в мире, в котором размыты представления о добре и зле, где общественное настроение буквально заражено духом релятивизма и субъективизма, а из научного (гуманитарного) дискурса исчезли понятия «сущность», «природа», «норма»? На чем тогда основываются утверждения западных политиков про страны «оси зла»? Может ли либеральная демократия обосновать свою исключительность? Эти и многие другие вопросы входят в компетенцию философии как критической теории.


В.Ш.:
Если говорить о горизонтах бытия – границах пространства, границах человека и его мира, – эти границы и горизонты, на Ваш взгляд, чем и как обеспечены? И если допустить, что слово (мысль) – это не означаемое и означающее, а инструмент, каким человек орудует в природе(ах), среде / пространстве(ах), «удлинняющий его руку», чем тогда будет то, что мы называем «философский вопрос»? И в целом, вообще, есть ли такой феномен как «философский вопрос» – не симулякр ли это, а может и того причудливее – не покемон ли?


А.М.:
Человек – существо с бесконечным горизонтом вопрошания и безграничными возможностями самопреодоления. В то же время, потенциальная человеческая бесконечность и открытость подразумевают актуальную божественную бесконечность как свой исток и цель. Известный католический богослов Карл Ранер пишет, что Бог – это «Куда-и-Откуда трансцендирования», окончательный Ответ на экзистенциальные вопросы человека и на ситуацию человека в целом. Диалектика конечного и бесконечного, смертного и бессмертного – вот первое условие разворачивания человеческой истории, изначально данное ограничение. Есть ещё и другие границы, которые устанавливает сам человек. Классик заметил: «широк человек, слишком широк, я бы сузил».

Страшась онтологической ответственности, которую налагает факт пред-стояния конечного сущего перед бесконечностью бытия, человек сам себя ограничивает, суживает, загоняет в рамки, в которых, как ему кажется, надежно и безопасно; при этом загораживаясь от мира всевозможными теориями, человеческий разум становиться их добровольным заложником – то есть сам разум может стать источником несвободы: когда он провозглашается высшим арбитром и критерием познания истины, то это сразу суживает спектр познания реальности, оставляя «за бортом» всё то сверх-рациональное, что неподвластно разуму и науке, на нем основанной. Можно назвать такую стратегию гордыней разума, его ослеплением, порожденным ложной уверенностью в своем всесилии…

Что до основного вопроса философии, то, без сомнения, он касается человека, его самореализации и счастья. Мне кажется, эта тема особенно актуальна в современном обществе потребления, поскольку оно обеспечивает человека «знаками счастья» (выражение Ж. Бодрияра), некоей блестящей видимостью, (измеряемой, например, статусом, успехом, количеством просмотров и подписчиков в соц-сетях, и т.д.), которая совсем необязательно даёт само чувство счастья. Напротив, на фоне роста благосостояния и научно-технического прогресса у населения возрастает количество психологических проблем – депрессий, неврозов, психозов, суицидальных настроений, которые свидетельствует о том, что до реализации принципа «максимального счастья для максимального количества людей» обществу ещё очень далеко. Поэтому вопрос, с которого начинал Альбер Камю свои философские размышления – стоит или не стоит жизнь того, чтобы её прожить, злободневен как никогда, хотя самоубийство всего лишь частный случай более общего вопроса о сущности человека. В этом контексте, всё, что выше говорилось о тревоге, есть продолжение одной и той же тематики: человек по-настоящему не может быть счастливым, если он не решил для себя извечные вопросы, не «снял» метафизическую тревогу, не задумался над вечностью.


В.Ш.:
Философия, как и любая другая отрасль знаний, инструментальна – должна развиваться, чтобы быть качественным и эффективным, востребованным, инструментом даже в смысле того, чтобы обеспечить региональное (уникальное) в глобальном (всеобщем), а с ними – и целое, если, конечно, эта категория будет сохранять функциональную и ценностную значимость. Этническое, национальное, как известно, – это ценностно (мировоззренчески и идеологически) обеспеченная уникальность. Уважаемый Андрей Юрьевич, как Вы полагаете, эти уникальности – практики, стратегии и тактики синергийно-холистских установок, или что-то иное? И в этом смысле, учитывая тот эпохальный формационный сдвиг – вхождение в информационную эпоху, с неизбежной перестройкой системы миропорядка, какие интенции в Мире будет набирать силу – о развитии, автономизации автохтонных философских доктринах и системах, например, этно-национальных / народностно-племенных – африканских, семитских, славянских, индейских, etc. философий, или с учетом более высоких уровней систематизации – например, мусульманской, христианской, буддийской, etc., или Западная и Восточная, – ведь в основу классификации мы всегда полагаем некие критерии? – Какие, на Ваш взгляд, принципы и подходы к конструированию будущего окажутся востребованными?


А.М.:
Сейчас самым востребованным, на мой взгляд, является подход к рассмотрению мира как многополярного образования, где нет единого полюса силы, одного стандарта и формата. Предполагается, что мы стремимся к гармонии мирного со-существования различных культур и цивилизаций. Но тогда возникает проблема фундамента, основы, которая бы связала «цветущую сложность» мира в одно целое, предотвратив потенциальные конфликты и войны. Гердер писал, что «народы – мысли Бога», поэтому через дух народа (у каждого народа он разный) можно прикоснуться к абсолютному духу, в котором возможно единство народов.

Можно также вспомнить философа-традиционалиста Рене Генона, который утверждает, что когда-то «общим знаменателем» культуры была единая пра-традиция, приводившая человечество различными путями к одной и той же духовной вершине, к вечному божественному истоку. Теперь же таким общим знаменателем становятся деньги, товарные отношения, т.е. не Дух, а материальные процессы. Из мира всё более и более уходит качественное (сущностное) различие, и наступает «царство количества». Материя, лишенная формы (качества, идеи), – это не просто чистое количество, но хаос. И вот мир, согласно Рене Генону, движется к этому состоянию хаоса, где идеи глобализации и мультикультурализма на деле означают эклектику и смешение, пародию на настоящее духовное единство. Однако, из хаоса рано или поздно должен, по логике исторического развития, возникнуть новый порядок. Впрочем, если оставить Генона, можно вспомнить, что и физика говорит нечто подобное. Как известно, второй закон термодинамики гласит, что энтропия возрастает, и во Вселенной увеличивается беспорядок, однако, периодически из хаоса возникают новые структуры.


В.Ш.:
Уважаемый Андрей Юрьевич, в завершение нашего разговора хотелось бы услышать Ваш прогноз о будущем. Мир модернизируется – мы экспериментируем не только с формами, но и сознанием. Какие, по Вашему мнению, категории будут определять границы мировосприятия, какие существенные изменения в общественном сознании нынешних постиндустриальных обществ, можно ожидать в ближайшие время – что человеку / человечеству, с одной стороны, удастся решить, а с другой – с какими издержками придется столкнуться?


А.М.:
Гегель говорил, что истина – это соответствие вещи или явления своему понятию. Если посмотреть, к примеру, на современное информационное общество, на либеральную демократию, то мы должны задать себе вопрос: соответствуют ли они своему понятию? Имеем ли мы реальный доступ к знанию? Со-участвует ли народ в своей собственной судьбе? Ведь то, что мы видим и наблюдаем в последнее время, зачастую всего лишь видимость, симулякр, созданные с помощью определенных манипулятивных технологий и создающие только впечатление представительской демократии, свободного и открытого информационного общества. На деле происходит то, что в своё время Ги Дебор назвал «обществом спектакля». Но иногда спектакль начинает идти не по сценарию, и появляются такие незаурядные личности, как Эдвард Сноуден или Джулиан Ассанж, которые приоткрывают нам истинную сущность происходящего. Вот с таких личностей и начинаются сдвиги в общественном сознании.

Платон справедливо считал, что демократия неизбежно вырождается в тиранию. И если применить его мысль к современным реалиям, то будущее выглядит как нарастание межнациональных и межрелигиозных конфликтов, которые могут стать трамплином для будущей глобальной тирании. Внешне бесконтрольные, региональные конфликты по всему миру, скорее всего, создаются и искусственно «подогреваются» с единственной целью – оправдать построение тоталитарного общества, которое в дальнейшем возьмет их под свой контроль. Здесь можно провести аналогию с превентивными мерами против терроризма, когда малейшая, даже гипотетическая угроза теракта – повод для усиления мер безопасности и общественного контроля.

Конечно, никто не отрицает того факта, что человечество реально страдает от терроризма. Но в то же время власти используют демонизированный образ врага для поддержания социального баланса и для «канализации» протестных настроений. Поэтому (как бы цинично это не прозвучало), если бы даже террористов не было, их следовало бы придумать. То же самое можно сказать и о других «болевых точках» общества: нелегальной иммиграции, роста безработицы, социальной напряженности в целом. – Когда хаос управляемый, то в нужный момент появляется сила его обуздать.

Естественно, для построения тоталитарной антиутопии будущего нужно будет соответствующий тип человека, вернее – безличный «человеческий материал», специфическим образом ментально (идеологически) обработанный и жаждущий «сильной руки». Уже сейчас социологические опросы показывают, что большинство людей готовы распрощаться со своей свободой в обмен на безопасность. Добавьте сюда рост «нео-фашистских» настроений. – Все это говорит о том, что Свобода перестала быть доминирующей ценностью. И чем больше о ней говорят, тем меньше её на деле.

Н. Чомски как-то заметил, что самый разумный способ сделать людей пассивными и послушными – это ограничить спектр допустимых мнений, но разрешить оживленные дебаты внутри этого спектра. Что это, как ни хорошо замаскированная форма тоталитаризма? Грядущему тоталитарному режиму не нужен и человек как вид. Отсюда – популярность идей транс-гуманизма, технологические пророчества о конце человечества и начале новой эры пост-людей, био-роботов.

В то же время нельзя утверждать, что описанный нами возможный сценарий будущего, пессимистичен. С точки зрения эсхатологии, «чем хуже – тем лучше», ибо конец старого мира возвещает его мгновенное обновление и преображение – начало мира нового. У всякой деградации есть предел и чудесное избавление – возвращение в нормальное состояние. Джон Толкиен называет этот феномен «эвкатастрофой» – логикой волшебной сказки, логикой чуда, неизменно требующей счастливый конец и торжество сил добра. Наше сердце, в свою очередь, хочет и верует, чтобы этой логике подчинялась сама наша жизнь. Поэтому по вере нашей да будем нам!

 

Уважаемый Андрей Юрьевич, благодарим Вас за содержательную беседу – было очень приятно познакомиться.

 

Интервью подготовил:

Шмидт Вильям Владимирович – директор Центра религиоведческих и этнокультурологических исследований и экспертизы Кафедры государственно-конфессиональных отношений ИГСУ РАНХиГС

 

Анонсы и новости


Нравится
Поделиться