Розалия Рупова: в фокусе внимания человека его экзистенциальные вопрошания – они неосознанно адресуются логосам творения
посвящается:
Всемирному дню философии – 2019,
25-летию новейшей истории Кафедры государственно-конфессиональных отношений
Интервью с Розалией Моисеевной Руповой, доктором философских наук – доцентом кафедры теологии Российского государственного социального университета; известным художником слова, в числе произведений которого такие интереснейшие работы как «Кастальский ключ», «Златая печать», «От Маковца до Редриковых гор».
Уважаемая Розалия Моисеевна, благодарю за эту возможность обменяться мнениями по актуальным проблемам и поговорить о роли философии и, может быть шире – о способности человека иметь ценности. (Для Вас этот год особенный – Вы с блеском защитили непростое докторское исследование «Неопатристический синтез как религиозно-философское течение ХХ–XXI веков: религиоведческо-антропологический анализ», и стали доктором наук – поздравляем!)
Мир велик, мир развивается – его динамика и трансформации актуализируют проблемы переосмысления ответов даже на те из вопросов, которые, казалось, давно получили решение и стали классикой. – Получается, что каждый человек, каждое поколение, заново перескладывает этот ребус и решает загадку – что же это такое Мир, Человек, Ценность и каковы / почему они такие, как представляются? – человек всякий раз заново всматривается в эту причудливую картинку калейдоскопа и пытается ….
В.Ш.: Уважаемая Розалия Моисеевна, как Вы полагаете, что пытается в этом своем вглядывании / вопрошании понять человек, что различить, а главное, на Ваш взгляд, зачем?
Р.Р.: Мир глубоко и принципиально диалогичен. Иоанн Зизиулас написал книгу «Бытие как общение», в которой утверждает, что общение – ключевая характеристика бытия. Диалог происходит на всех уровнях: в недрах Божественной жизни между Лицами Пресвятой Троицы, между Богом и человеком, в человеческом мире между людьми, человека с самим собой.
О чем этот диалог? – Он не есть обмен информацией, даже если по виду таков. Это всегда – обмен бытием. Но, что касается человека, то, в силу его греховности, человек в своем общении нередко наделяет собеседника «от сует своих». Оставим это «за кадром». В фокусе нашего внимания его экзистенциальные вопрошания: они неосознанно адресуются логосам творения. Ответы – невербальны, носят образно-символический характер и интерпретируются личностно. Вербализация – всегда на стыке философии и богословия.
В.Ш.: Уважаемая Розалия Моисеевна, а из всего спектра многообразных значимостей, какие вопросы и проблемы в обществе начала XXI в. можно отнести к философским? Ведь если мир не является статичным – даже такие понятия как «традиционность» и «модернизм», да и собственно понятие «ценность», в каждую эпоху / период имеют свое конкретное содержание – постоянно уточняются объемы понятий (содержание), т.е. мы активно экспериментируем с формо-образованием, аксиоматиками явлений, можно предположить, что в таком мире должно измениться и представление о Философии – она теперь далеко не только практикующая созерцание педагогика. Что она теперь? А может время философии и философствования и вовсе ушло – может она умерла, а в мире остался лишь ее образ, с которым продолжают играть лишь ренегаты? А может в мире уже появилось или скоро появится нечто более возвышенное и привлекательное, чем философия?
Р.Р.: Еще в XIX веке философия пережила кризис – окончился её классический период, начался новый – неклассический. Обобщая происшедшее с ней, можно сказать, что в философии тогда обозначились и стали набирать плоть экзистенциальные составляющие. В ХХ веке это обернулось линией персонализма. Но человек, который постепенно переходил в фокус внимания философии, сам переживал кризис или даже антропологическую катастрофу, «смерть субъекта». Европейская культура в ХХ веке «прошла по краю». Причинно-следственные цепочки замыкаются, образуют петли: кризис человека породил все эти катаклизмы или они привели к антропологическому кризису? Верно и то, и другое. Но тема края, предела, границы вошла в философский дискурс.
Что там, за границей антропологического? Там может быть Бог. Там может быть и безумие.
В конце ХХ века увидели, что есть еще одна приграничная к нам область – сфера виртуального. На каждом участке границы выстраивается специфический философский дискурс. Это может быть и религиозная философия, примыкающая к богословию. Это может быть и психоанализ, или философия виртуальности, которая только еще формируется.
В.Ш.: Если говорить о горизонтах бытия – границах пространства, границах человека и его мира, – эти границы и горизонты, на Ваш взгляд, чем и как обеспечены? И если допустить, что слово (мысль) – это не означаемое и означающее, а инструмент, каким человек орудует в природе(ах), среде / пространстве(ах), «удлинняющий его руку», чем тогда будет то, что мы называем «философский вопрос»? И в целом, вообще, есть ли такой феномен как «философский вопрос» – не симулякр ли это, а может и того причудливее – не покемон ли?
Р.Р.: Границы нашего языка – вот границы нашего мира (М. Хайдеггер). Можно порассуждать о том, что наш язык – не только слово, но и образ. При этом слово первично. Но поэзия постоянно трудится над переводом образа в слово, тем самым расширяя границы нашего вербального мира, не лишая его при этом образности, не производя радикальной демифологизации.
Если призадуматься о философском вопросе, – я бы вспомнила теорему Геделя о неполноте. Философия должна выйти за свои границы, чтобы разобраться в самой себе и в мире. Собственно, как уже было сказано, она это уже сделала в свой неклассический период. Но куда можно попасть, выйдя за границы философии? В настоящий момент, на мой взгляд, несколько дискурсов состязуются в праве на универсальность или метадискурс: история, антропология, богословие. В каждом из них философия присутствует в качестве инструментальной, служебной составляющей.
В.Ш.: Наверное, да – соглашусь; но я к ним добавляю и религиоведение, вернее – возвышаю его J Философия, как и любая другая отрасль знаний, инструментальна – должна развиваться, чтобы быть качественным и эффективным, востребованным, инструментом даже в смысле того, чтобы обеспечить региональное (уникальное) в глобальном (всеобщем), а с ними – и целое, если, конечно, эта категория будет сохранять функциональную и ценностную значимость. Этническое, национальное, как известно, – это ценностно (мировоззренчески и идеологически) обеспеченная уникальность. Уважаемая Розалия Моисеевна, как Вы полагаете, эти уникальности – практики, стратегии и тактики синергийно-холистских установок, или что-то иное? И в этом смысле, учитывая тот эпохальный формационный сдвиг – вхождение в информационную эпоху, с неизбежной перестройкой системы миропорядка, какие интенции в Мире будут набирать силу – о развитии, автономизации автохтонных философских доктринах и системах, например, этно-национальных / народностно-племенных – африканских, семитских, славянских, индейских, etc. философий, или с учетом более высоких уровней систематизации – например, мусульманской, христианской, буддийской, etc., или Западная и Восточная, – ведь в основу классификации мы всегда полагаем некие критерии? – Какие, на Ваш взгляд, принципы и подходы к конструированию будущего окажутся востребованными?
Р.Р.: Вопрос очень интересный. М. Хайдеггер утверждал, что «будущая мысль – уже не философия». А что же? Антропология? – В большой степени это верно.
В русле антропологического поворота XX в. происходила концентрация внимания на человеке со стороны самых различных направлений научной мысли. Но антропологию нельзя выстроить без учета той «вертикали», которая определяет религиозное измерение человека. Следовательно, востребован богословский дискурс, вводящий в целое Традиции. Традиция же – принципиально исторична и эсхатологична. Таким образом, открывается перспектива богословского синтеза философии, антропологии, истории.
В.Ш.: Уважаемая Розалия Моисеевна, в завершение нашего разговора хотелось бы услышать Ваш прогноз о будущем. Мир модернизируется – мы экспериментируем не только с формами, но и сознанием. Какие, по Вашему мнению, категории будут определять границы мировосприятия, какие существенные изменения в общественном сознании нынешних постиндустриальных обществ, можно ожидать в ближайшие время – что человеку / человечеству, с одной стороны, удастся решить, а с другой – с какими издержками придется столкнуться?
Р.Р.: У прот. Георгия Флоровского есть интереснейшая работа «Эволюция и эпигенез», в которой он показывает существенное различие между двумя типами процессов – биологическими и социально-историческими. В первых действует биогенез – закон причинности – развитие от простых форм к сложным. История – процесс сверх-природный, не сводимый к биологическим алгоритмам бытия. В ней действует эпи-генез, то есть сверхприродный закон свободы, личного выбора человека, который есть центр истории. Свобода есть разрыв в причинно-следственных рядах, выход в другие слои бытия. «Из А рождается такое В, которое, согласно причинно-следственному порядку, из него вообще не может возникнуть. … каждое свободное осуществление, каждая реализация «ценности» или «разума» есть прежде всего творчество из ничего» (Г. Флоровский. Эволюция и эпигенез // Г. Флоровский. Вера и культура. СПб, 2002. С. 435). Таким образом, социально-политические, экономические и подобные им прогнозы имеют весьма относительную значимость.
В истории первична личность, а не «расы», «народы», «государства». Человек даже не осознает, насколько лично он определяет ход исторического процесса – его грех или праведность. Конечно, человек не замкнут на себя: есть Творец, в диалоге с Которым выстраивается судьба его и судьбы мира…
Уважаемая Розалия Моисеевна, благодарим Вас за содержательную беседу – разговор с Вами всегда оказывается каким-то особенно проникновенно-вдохновенным: предлагаю сохранять эту замечательную традицию.
Пользуясь случаем, хотелось бы реализовать еще один важный элемент, связанный с Днем Философии – он нечаянно возник в 2016 г. по инициативе наших студентов ИГСУ РАНХиГС, – блиц-интервью по 10 вопросам мировоззренческого характера:
- Какова природа Вселенной?
Р.Р.: Вселенная имеет энергийную природу. Высшие формы энергийности – личностные.
- Есть ли какое-то Высшее Существо – в чем его смысл / значение?
Р.Р.: Бог именно и ЕСТЬ. То есть Его бытийность превосходит бытие твари. Он – Творец и Промыслитель о судьбах мира и человека. Он (в Своей второй Ипостаси) – Спаситель мира.
- Каково место человека во Вселенной?
Р.Р.: Место человека – центральное. Он для творения – бог после Бога, священник бытия.
- Что такое реальность?
Р.Р.: Одновременность бытия-участия. В этой одновременности мою реальность образует та сфера бытия, которая вступает со мной в те или иные отношения: личные, социальные, эстетические, функциональные, биологические и т.д.
- Что определяет судьбу каждого человека?
Р.Р.: Судьба человека творится им в соавторстве с Богом. Человек участвует в этом творении своим волеизъявлением, своими делами, словами и мыслями.
- Что такое добро и зло?
Р.Р.: Высшее Благо есть Бог. На уровне человека добро есть следование воле Божией, исполнение Его заповедей. Добро есть любовь. Мир также есть добро, так как создан благим Творцом.
Зло есть антихрист. На уровне человека зло есть направленность воли против Бога и жизнь в соответствии с такой волей. В этом случае человек открывает доступ силам зла действовать в мире.
- Почему наша жизнь такая, как она есть?
Р.Р.: Она такая ПОТОМУ, что таков на сегодняшний день баланс наших трудов, работы над собой, волений и поступков и, на другой чаше весов – Божественных даров.
Но правомерен и другой вопрос: ДЛЯ ЧЕГО наша жизнь такая, как она есть? – Думаю, для нашего спасения, чтобы мы, продолжая трудиться и бороться, возрастали в Боге, то есть в любви.
- Каковы идеальные отношения между личностью и государством?
Р.Р.: Идеальные отношения, возможно, могут быть в теократии, когда государство идентифицируется с Церковью. В случае секулярного государства достаточно законопослушания, пока законы не входят в противоречие с законами Божьими.
- Что такое любовь?
Р.Р.: Это творящая и созидающая сила, манифестация, высшее проявление личности в ее встрече с Другим.
- Что происходит после смерти?
Р.Р.: Поскольку человек есть душа + тело, то разделение души от тела в смерти приводит его в особое состояние нарушенной цельности. В таком состоянии душа представительствует и дает отчет за себя и за тело. О ней выносится частное определение, которое действует до окончательного, Страшного Суда, на который человек приходит уже после воскресения, то есть облеченный в собственное очищенное от бренности тело. Между частным определением, на которое влияет вся предшествующая жизнь человека, и воскресением для Страшного Суда есть вневременной зазор, в котором душа пребывает либо в свете вместе с душами праведников, составляя Церковь Небесную, Горний Иерусалим, либо «во тьме и сени смертной». Молитвы живых об ушедших влияют на определение места пребывания души.
В завершение, если позволите, хотела бы поделиться «Венком сонетов»