Сергей Катречко: концепция трех рождений человека

Ноябрь 21, 2019

СКАЗКА о МИРЕ и ЧЕЛОВЕКЕ –
СЛОВО ОТ СЛОВА, СЛОВО В СЛОВЕ, СЛОВО К СЛОВУ –

посвящается:

Всемирному дню философии – 2019,

25-летию новейшей истории Кафедры государственно-конфессиональных отношений

Всемирный день Философии – третий четверг Ноября (в 2019 г. это 21 ноября) – особый День в истории, в ежегодном цикле жизни человека, в жизни общества, в жизни культуры, когда человек и человечество призываются обратить внимание на себя – нет, не просто на какие-то менее/более значимые элементы, качества и причинности проблем и событий, а на нечто более важное и значимое – то, как в этой жизни сама жизнь – человек в его смысло-значимости.

Этот День был выделен и провозглашен в качестве специального на 33-й сессии Генеральной конференцией ЮНЕСКО В 2005 г. в Париже. Цель Дня проста – привлечь внимание и ознакомить людей с философским наследием, привнести в обыденное мышление новые идеи и стимулировать публичные дебаты интеллектуалов и гражданского общества по поводу вызовов, встающих сегодня перед обществом, а потому Основные цели проведения Всемирного дня философии заключаются в следующем:

  • подтвердить приверженность распространению философии на национальном, субрегиональном, региональном и международном уровнях;
  • содействовать проведению научно-философских исследований и анализу наиболее острых вопросов современности для поиска более адекватных решений проблем, стоящих сегодня перед человечеством;
  • привлечь внимание общественности к значимости философии и критического философского подхода к выбору, который встает перед многими странами в результате глобализации или выхода на современный уровень развития;
  • проанализировать положение с преподаванием философии в мире, уделив особое внимание неравенству в доступе к этой дисциплине;
  • подчеркнуть важность повсеместного преподавания философии для грядущих поколений.

В 2019 г. ЮНЕСКО предложило особое внимание уделяется роли философии в различных региональных контекстах. Главная задача состоит в том, чтобы обсуждение глобальных проблем нашего времени, оказывающих влияние на состояние общества, проходило на инклюзивной основе. Цель такого подхода состоит в стимулировании региональной динамики, наращивании глобального сотрудничества для решения основных проблем, таких как миграция, распространение радикальных взглядов, изменение климата или искусственный интеллект.

В ИГСУ РАНХиГС этот год оказался отмечен особо – состоялась защита первого в России докторского философского исследования, посвященного проблемам инклюзии – «Феномен инклюзии в пространстве современной культуры» (Н.Е. Судакова)

 Сегодня, 21 Ноября, собираясь у «философского камня» в Библиотеке РАНХиГС, мы планируем порассуждать о том, как человек в мире – о мерах и мерностях этого уникального состояния.

Сергей Леонидович Катречко – заведующий Кафедрой философии и теологии Российского православного университета св. Иоанна Богослова стал приглашенным гостем – предложил несколько тезисов к контексту этого дня:


КОНЦЕПЦИЯ ТРЕХ РОЖДЕНИЙ ЧЕЛОВЕКА

(начало 26.02.02; вторая редакция – 17-18.11.02; опубликовано в сб. С. Борчикова;

название текста указывает на его близость к концепции Р. Декарта о двух рождениях)

 

Обратимся к библейской книге Иова. В ней описывается жизнь праведника Иова из земли Уц, «человека непорочного, справедливого и богобоязненного и удалявшегося от зла» (этот речитатив неоднократно повторяется по ходу библейского текста для того, чтобы подчеркнуть «праведность» Иова, т.е. то, что он самый лучший из сынов Божьих). У человека этого была счастливая семья, он был богат и «знаменитее всех сынов Востока». И вдруг на этого человека обрушивается несчастье за несчастьем. Сначала в одночасье он лишается всего своего богатства, затем погибают все его дети и, наконец, сам он пораженный проказою «от подошвы ноги его по самое темя», вынужден покинуть не только свой дом, но и селение, сесть «в пепел» и постоянно «скоблить себя черепицей». Возникает, как пишут Мусхелешвили и Шрейдер [1, 2], разновидность ситуации абсурда[2]Иов-ситуация, которая является для человека своеобразным испытанием, проверкой его на прочность. В более современной трактовке суть Иов-ситуаци можно описать так: жил-был нормальный – «хороший» с социальной точки зрения – человек как у Христа за пазухой и вдруг… весь нормальный уклад его жизни рушится. Мир из «хорошего» превращается в «плохой»; все в нем теперь не «за», а «против» этого человека. Если раньше был осмыслен и вписывался в известную «модель» поведения: я воздаю хвалу Богу (не совершаю дурных поступков, противоправных действий…) – Бог (судьба) помогает и дает мне все необходимое для счастливой жизни, – то теперь эта модель мира рушится. Мир теряет свой (привычный) смысл и возникает ситуация абсурда[3].

Как можно интерпретировать эту ситуацию[4]? Что же случается с Иовом? Вернее, перед каким испытанием он оказывается, с чем он сталкивается? Мы можем трактовать Иов-ситуацию как кризис инфантильного – наивно-детско-эгоистического – сознания, примерная структура которого задается следующим набором тезисов: «весь мир (предназначен) для меня», «Я и Мир – одно целое», «поскольку Я это Я, то мне обязательно должно повезти», «со мной ничего плохого случится не может». Последующая абсурдная ситуация, в которой оказывается Иова – это «взросление» (вернее возможность, «взросления») человека, связанное с крушением детских иллюзий, исчезновением «красивой обертки» мира, лопанием разноцветного мыльного пузыря, который ранее человеком принимался за сам мир. Человек сталкивается лицом к лицу с миром и у него появляется шанс – если, конечно, он готов к этому (т.е. к своему «перерождению») – увидеть мир таким каким он есть с его отнюдь не приглядной «изнанкой».

Обратим внимание на то, что сюжетная линия библейского текста отнюдь не уникальна. Существуют много других текстов, где также описываются подобные акты «духовного рождения» вместе с предваряющем его испытанием (ситуацией абсурда) и последующим – после рождения – путем «духовной развития», т.е. аналоги Иов-ситуации. Помимо ветхозаветной книги Иова, это и последующие евангелические тексты, и, например, текст индийского эпоса «Бхагавадгита» или гомеровская поэма «Одиссея» (которую видимо надо трактовать не столько как реально-физическое возвращение домой главного героя, а скорее как «путь» последовательных духовно-нравственных испытаний, успешно пройденных Одиссеем)…, или дантовская «Божественная комедия»…, или великие романы Джойса, Кафки, Пруста начала XX века, или более современные произведения художественной литературы Германа Гессе («Степной волк», «Игра в бисер»), Томаса Манна («Волшебная гора»), Ричарда Баха («Чайка по имени Джонатан Ливингстон») и киноискусства (например, фильмы Андрея Тарковского «Зеркало», «Солярис», «Сталкер»…)[5]. Отметим, что не все из перечисленных описаний равнозначны. Это связано с тем, что постулируемое нами «духовное рождение» человека представляет собой не одномоментный акт, а «духовную одиссею», т.е. ряд духовных испытаний, переход на каждую ступень которой невозможен без особого личного «усилия». Тогда становится понятным, что упомянутые выше «тексты» описывают разные этапы (ступени) духовного пути человека. Однако в этом ряду книга Иова занимает особое место, так как здесь фиксируется самый первый и, вследствие этого, самый значительный для последующего духовного пути человека, акт инициации духовного тела. Поэтому этот текст и играет особую роль в нашем анализе.

Итак, Иов-ситуация описывает положение человека, накануне его возможного духовного рождения, его рождения как Человека (которое, в общем-то, может и не состояться!). Суть этого «рождения» в том, чтобы «проснуться» и осознать себя Человеком. Спросим самих себя: а кем был Иов до этого, кем являемся мы, не прошедшие ситуацию «духовного рождения»? – Обычными людьми, которые вполне благопристойны, хотя и не без своих слабостей; людьми, на которых можно (почти всегда!) положиться и которые держат свое слово; людьми, которые работают на благо общества, создают свои семьи, строят свои дома и воспитывают своих детей в уважении к государственной власти (конечно, если власть заслуживает этого) и воздают, например, «хвалу Господу» (как это усердно делал Иов) за что нам дается все необходимое для счастливой жизни. Я бы сказал так, что мы являемся членами МЫ (ср. с названием романа Е. Замятина), т.е. членами того или иного социума: например, русскими, немцами, чеченцами или урожденными земли Уц (как Иов).

Таким образом, выделение и проведенный анализ Иов-ситуации указывает на то, что рождение Человека (с большой буквы) происходит отнюдь не одномоментно – в акте биологического рождения, – а представляет собой как бы последовательный ряд «рождений» – становлений человека как человека: (1) акт биологического рождения человеческого тела; (2) акт «социального рождения» гражданина и (3) акт «духовного рождения» человеческого «Я».

Опишем развиваемую нами концепцию трех рождений более детально. Прежде всего, укажем на то, что она имеет свою концептуальную предысторию. Поскольку в задачи нашей статьи не входит проведение скрупулезного историко-философского анализа предтеч нашей концепции, поэтому остановимся на двух ключевых фигурах. Во-первых, это Платон, который в своем диалоге «Федон» впервые поставил вопрос о «наличии» в человеке души, которая привносит ему знания о таких «идеальных» понятиях как Истина, Добро и Красота (если использовать собственно платоновскую терминологию, то это знание идей «равенства самого по себе» , «добра самого по себе», «прекрасного самого по себе»…, которые принадлежат особому «миру идей»). Тем самым рождение человека (по Платону) – это не столько рождение человеческого тела, сколько «вселение» в его тело Души (= образование системы «тело + душа»), т.е. рождение Человека, знающего различие между добром и злом, и, вследствие этого, существа свободного, ответственного и подсудного. Позднее модифицированный вариант платоновского понимания человека мы встречаем у Декарта. Это так называемая концепция двух рождений, в которой Декарт делает одно по сравнению с Платоном существенное уточнение: он различает, «разводит» во времени два акта «рождения» человека. Один (первый) раз он рождается физиологически – рождается его (человеческое) ТЕЛО, а второй раз – рождается его ДУША, или собственно Человек. Понятно, что «второе рождение» может и не состояться, так как оно отнюдь не детерминировано какими-либо физико-биологическими факторами (ярким примером такого не-рождения случай Маугли), а предполагает обязательное приобщение человека к человеческой Культуре. Платон трактует этот акт культурного рождения более мифопоэтически как «припоминание» соответствующего набора идей (способностей, умений…), без наличия которого говорить о Человеке просто бессмысленно. Понятно, что без знания каких-то общекультурных понятий – без Закона и Ценностей – жизнь социума невозможна. П.П. Гайденко [5], в своем анализе платоновской философии нашла удачный на мой взгляд термин для фиксации этой – важнейшей – «составляющей» Человека – это надындивидуальной слой сознания человека. У Декарта приобщение человека к Человеческому фиксируется в более рациональной концепции «врожденных идей».

Это – второе – рождение можно эксплицировать как появление «социального Я» («социального тела»), или структуры «МЫ». Собственно это фиксируется социумом путем определенных процедур инициации в первобытных обществах, профанным случаем которого является современный «обряд» выдачи паспорта. Процедура инициации и есть признание социального статуса данного человеческого тела, фиксация его «второго рождения» в качестве полноценного члена социума. После «второго рождения» человека (как Гражданина) начинается социальная – «вторая» – жизнь человека как его долгий «путь» по многочисленным ступенькам социальной лестницы. Соответственно, социум с этой точки зрения представляет собой набор многочисленных процедур квази- или мини-инициаций (система многочисленных «экзаменов»), точно фиксирующих статус «социального тела» человека. Более того, определенные типы социума, например государства тоталитарного толка[6], выстраивают социальное пространство так, чтобы человек не смог «преступить» определенную «ступеньку» своего сознательного (= «душевного») развития и оставался на уровне (пусть, высокоразвитого и обладающего иллюзией свободы) «социального автомата», который поддается манипуляции. Более того, в современном социуме функционируют особые механизмы не только для контроля, но и для «оглупления» «социальных тел» (в современной версии сказки «Буратино» это описано как наличие «острова дураков»), для реализации которых создана целая индустрия масс-медиа (ср. с известным римским выражением «хлеба и зрелищ»): разнообразные телевизионные и киноконцертные шоу, галаконцерты, фестивали, «тусовки», дискотеки, разнообразные клубы «фанатов» (например, футбольных болельщиков или поклонников той или иной шоу-звезды), компьютерные интернет-клубы). Несколько заостряя реальное положение дел, можно сказать, что социум как самоорганизующаяся и самоподдерживающаяся система создает особые механизмы, делающих невозможным переход большинства своих членов на более глубокий уровень «духовного развития», при одновременном создании и поддержания иллюзии возможности безграничного развития («вглубь») человеческой личности.

Декартовское различения во времени первого и второго рождения можно продолжить. Вслед за вторым рождением можно говорить о третьем рождении (или «ступени» развития) человеческого существа, а именно рождении духовной «составляющей» человека, его духовного «тела». Третье «рождение» человека связано с переходом на следующий уровень человеческого развития от (социального) МЫ (или «души») к (индивидуальному) «Я» («духу»). Книга Иова и описывает ситуацию «духовной инициации» библейского праведника[7].

Для прояснения оснований концепции трех рождений коротко упомянем о предложенной нами ранее модели «луковичной» онтологии человеческого Я. Ее суть заключается в том, что человек в ходе своего индивидуального развития (соответственно, человечество в ходе своего исторического развития) проходит ряд последовательных стадий, каждая из которых оформляется как особый слой сознания. Если в качестве начального уровня выбрать уровень «чистого сознания», у которого хотя еще и нет никакого содержания, но которое обладает изначальной способностью к саморазвитию, то проведенный нами ранее рефлексивный анализ позволяет выявить следующие слои (акты) сознания [6]. Первым его актом является абстрактное самопредставление о начале своего существования, о начале сознания. Этот самый «поверхностный» уровень в развитии сознания можно назвать скорее пред–  сознанием. Процесс познавания (осознания себя) еще только начинается. Никаких «понятий» и тем более утверждений о чем бы то ни было еще не существует. Это пред-сознание похоже на сознание ребенка, который только появился на свет. Присутствует лишь некоторое смутное, непроясненное ощущение себя. Это «нечто» может только утверждать, что оно есть. Но чтó оно есть – это «нечто» еще не знает. Именно это и является пред-началом познающей субъективности, которая начинает дальнейший путь определения себя. Следующим его актом является самоконституирование в собственно сознание, т.е. в некоторое Я, которое начинает выделять себя из окружающего мира[8]. Третьим его актом является (само)разграничение человека на ТЕЛО и ДУШУ, т.е. сознание (Я) «открывает» в себе противоположность тела и души. Далее можно зафиксировать еще несколько разграничений, которые уже производит возникшее «душевное» сознание. Взгляд на себя показывает, что сама душа неоднородна, непроста. Во-первых, это разделение на Я и МЫ. Во-вторых, это ряд еще более тонких – последующих — самоидентификаций, которое осуществляет теперь уже «индивидуальное» Я (например, осознание своей половой, расовой и других принадлежностей)…

Таким образом, сознание как бы снимает с себя ряд оболочек, которые им самим не являются. Сначала снимается оболочка «объективности»: от сознания (человека) отделяется мир, который окружает его, но собственно сознанием не является. Потом из сознания исключается телесность человека, которая является «внешней» реальностью по отношению к «внутреннему Я». Далее от Я отделяется «социальное тело»… В итоге, можно предложить следующее «луковичное» строение человеческого сознания (в данной цепочке каждый последующий термин соответствует более широкому онтологическому «кругу»):

  1. Я (ДУХ).
  2. МЫ (возможны и другие социально-личностные «наслоения» на первичное Я).

— ДУША = Я + МЫ.

  1. ПЛОТЬ (как «желающее», т.е. «одушевленное» тело).
  2. ТЕЛО (как физиологическая «оболочка» души).
  3. МИР.

Концепция трех рождений выделяет из этой цепочки наиболее важные этапы самоидентификации человека: (1 этап) «ОНО» (биологическое тело) – (2) «МЫ» (социальное тело, душа) – (3) «Я» (духовно-индивидуальное Я)[9]. Каждый из этих этапов связан с процедурой выделения себя из окружающего мира. Первый – с выделением себя как ТЕЛА из окружающего (физического) мира. Это можно трактовать как первую – био-физиологическую – самоидентификацию человека. Второй – с отличением себя как одного из этих (тел), от других тел: Я (уже) – член семьи, города, нации, страны. Это этап социальной идентификации, когда формируется понятие гражданина, (социальной) личности с правами и обязанностями[10]. Третий (более поздний [11]) – связан с открытием еще более глубинного ядра личности, а именно – с рождением (пробуждением и началом формирования) духовного Я. Это переход, который мы ранее и назвали духовным рождением, связан с разграничением социальной действительности на мое (индивидуальное, имманентное) Я и не-мое-Я (хотя и родное МЫ), который обостряется за счет осознания «Я» своей (индивидуальной) смертности. Именно на этом этапе и возникает, согласно А. Камю, «чувство абсурда»[12]. Фр. Ницше [7] описывает это «пробуждение» (его подход очень схож с позицией Камю) как переход от стадии «верблюда», который до этого безропотно тащил свой воз социальных обязанностей к состоянию «рычащего льва», который перестает смиряться с фальшью окружающей действительности (хотя это, видимо, частный, очень кратковременный и самый трагический случай духовного рождения, поскольку Ницше говорит и необходимости перехода на следующую ступень духовного развития человека – стадию «ребенка»). С. Кьеркегор [4] говорит о трех «стадиях» человеческого существования: (1) человеке эстетическом (живущим ради удовольствий своего тела); (2) человеке этическом, или «рыцаре», который посвящает свою жизнь исполнению своего социального долга (ср. с кантовским категорическим императивом); и (3) абсурдном человеке, или «рыцаре веры», для который на первом месте стоят не социальные обязанности, а долг прохождения своего «духовного пути», осуществление своей «духовной одиссеи». Вл. Соловьев в своем анализе [8] соотносит духовное пробуждение человека с осознанием им «основного этического противоречия» между «низкой» действительностью и «высоким» идеалом, на основании чего человек, выбирая ту или иную жизненную стратегию, предопределяет свою судьбу.

Вернемся к анализу библейской книги Иова. Выше мы описали Иов-ситуацию как акт «духовного рождения» человека. С одной стороны, это выделение из состава социального «Мы» индивидуального «Я». С другой стороны, это переход от стадии инфантильного сознания в его взрослое состояние, важнейшей характеристикой которого является осознание трансцендентности (чуждости, абсурдности) Мира, поскольку Я и Мир – уже не одно целое. Здесь перед человеком возникают две важнейшие задачи, которые он так или иначе должен разрешить. Первая из них – задача «спасения» своего (своей модели) мира, изменения его смыслового содержания с учетом его (1) абсурдной трансцендентности и (2) наличия в нем «низкой» и «высокой» (Вл. Соловьев) составляющих. Вторая – задача «спасения» (самоизменения) себя, т.е. необходимость прохождения той «духовной» инициации, в результате которой социальный индивид должен стать самим собой, а не просто одним из многих. Для человека – это испытание, в рамках которого он должен отказаться от своего прежнего «Я» (пройти через «огонь, воды и медные трубы», стать «нищим духом», в точном смысле – стать НИКЕМ), для того чтобы снова возродиться в своем новом – уже «духовном – качестве (в некоторых русских сказках это описывается как испытание «омоложения» человека посредством окунания в чан с кипящим молоком, успешное прохождение которое дано не каждому). Это процесс подобный метаморфозам в царстве насекомых с той лишь разницей, что его течение – (физиологически) не предопределено, а конечный результат – заранее неизвестен. Другими словами, это задача нахождения смысла своей собственной жизни (заметим, что до этого говорить о смысле жизни не приходится, т.к. он задан не самим индивидом), своего места в этом абсурдном мире. По–  моему, удивительно точно это выразил Г. Гессе в своем стихотворении «Ступени» (пер. С. Аверинцева):

Любой цветок неотвратимо вянет

В свой срок и новым место уступает.

Так и для каждой мудрости настанет

Час, отменяющий ее значенье.

И снова жизнь душе повелевает

Себя перебороть, переродиться

Для неизвестного еще служенья

Привычные святыни покидая,

И в каждом начинании таится

Отрада, благостная и живая.

Все круче поднимаются ступени,

Ни на одной нам не найти покоя,

Мы вылеплены божьею рукою

Для долгих странствий, не для косной лени.

Опасно через меру пристраститься

К давно налаженному обиходу.

Лишь тот, кто вечно в путь готов пуститься

Выигрывает бодрость и свободу.

Как знать, быть может, смерть, и гроб, и тленье —

Лишь новая ступень к иной отчизне.

Не может кончиться работа жизни…

Так в путь — и все отдай за обновленье.

 

Удивительным образом вторит ему и русский поэт Вл. Ходасевич в своем стихотворении «Путем зерна», название которого и задает «стратегию» жизни человека:

Проходит сеятель по ровным бороздам.

Отец его по тем же шли путям.

 

Сверкает золотом в его руке зерно,

Но в землю чёрную оно упасть должно.

 

И там, где червь слепой прокладывает ход,

Оно в заветный срок умрёт и прорастёт.

 

Так и душа моя идёт путём зерна:

Сойдя во мрак, умрёт –  и оживёт она.

 

И ты, моя страна, и ты, её народ,

Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год,

 

Затем, что мудрость нам единая дана:

Всему живущему идти путём зерна.

 

В свете двух выделенных выше задач, стоящих перед человеком в Иов–  ситуации, перейдем к заключительному этапу ее анализа о ответим на вопрос: какие же исходы возможны из Иов–  ситуации (при этом эту ситуацию будем трактовать расширительно, включая сюда и ее аналоги? [13]

Во-первых, это – квази-исход (а вернее – не-исход), когда человек «просыпает» свой «шанс» духовного рождения, пытаясь разрешить возникший абсурд как обычную житейскую ситуацию и не изменяя привычной для себя картины мира. Мусхелишвили и Шрейдер соотносят этот квази-исход с позицией главного героя повести Фр. Кафки «Процесс», который пытается «решить» свою проблему с помощью привычной для социума процедуры взятки и не решается на радикальное «перерождение»[14].

Во-вторых, это «самоубийство» человека (не обязательно только физическое; ср. с исходом «самоубийство» и «философское самоубийство» А. Камю), когда абсурдность ситуации признается, но человек не находит в себе сил, чтобы пройти предстоящее ему испытание или этого «усилия» явно недостаточно. В книге Иова этот исход даже специально не обсуждается, хотя и фиксируется словами жены Иова, которые она в отчаянии произносит сразу после наступления ситуации абсурда: «Ты все еще тверд в непорочности твоей! Похули Бога и умри» (Иов. 2: 9)[15].

В-третьих, это две ошибочные позиции, зафиксированные в книге Иова (согласно анализу Мусхелешвили и Шрейдера):

3.1. «Я – плох» (позиция янсенизма) – и тогда, все плохое, что происходит вокруг (и со мной) является наказанием за мою греховность (в книге Иова эта позиция представлена его друзьями, которые пришли утешить его; Мусхлешвили и Шрейдер фиксируют ее как первый уровень веры в Бога по принципу «Ты – Мне, Я – Тебе»). В отличие от двух вышеперечисленных исходов, здесь ситуация абсурда определенным образом разрешается: «наказания» Иова получают свое объяснение. Однако, как и в первом случае, «путь» духовного рождения для человека закрыт. Человек сам себе закрывает этот путь, признавая свою невозможность «движения» по нему. Это исход «слабого духом» человека, который, видимо, является самым распространенным для большинства людей исходом. А. Блок фиксирует его в своей известной фразе о том, что «юность – это возмездие» (или пред-расплата), за свою, возможно, уже не такую возвышенную и идеальную (с точки зрения максималистских юношеских идеалов) будущую «взрослую» жизнь (ср. с «феноменом Ионыча» из одноименного рассказа А. Чехова). С точки зрения Вл. Соловьева этот исход также неудовлетворителен, т.к. человек «предает» свои идеалы и, в лучшем случае, выбирает стратегию колебания между двумя мирами (путь – «судьба» А.С. Пушкина), а в худшем – превращается в нравственного скептика или циника, т.к. не верит в возможную хорошесть других людей. Понятно, что в рамках этого исхода, если человек до конца не смиряется со мыслью о своей греховности, то его жизнь становится невыносимым страданием и может закончиться для него либо «психушкой», либо самоубийством.

3.2. «Мир – плох (а я – хорош)» (позиция гностицизма). Этот исход связан с попыткой сохранить свое детское – инфантильное – сознание, занять «страусиную позицию», который прячет голову в песок при виде опасности[16]. Здесь возможны два варианта. (1) Мир обвиняется во всех грехах человека, человек озлобляется и начинается его месть всем и всему <это напоминает исход «нравственной мизантропии» Вл. Соловьева>; (2) несколько более благородная позиция, когда человек «уходит» из мира, предоставляя ему «умирать» (идея «молодежного бунта», «движения» хиппи, панков…), которая является иллюзорным исходом, временной отсрочкой, т.к. рано или поздно человек все равно должен решить возникшую перед ним задачу «спасения» мира. Уходя из этого – «плохого» – мира, у тебя нет гарантии, что ты сможешь построить лучший: нельзя создать «одну абсолютно счастливую деревню» в «плохом» мире. Печальная эволюция («умирание») всех молодежных движений ХХ века – лучшее тому подтверждение.

В-четвертых, это более тонкие ошибочные позиции, связанные с неразличением в «составе» мира двух его составляющих. Первая из них, когда из «состава» мира исключается его идеальная составляющая, – совпадает с ранее рассмотренной позицией гностицизма и ведет, согласно подходу Вл. Соловьева, к «исходу нравственного скептицизма и мизантропии» (или цинизма). Вторая из них выглядит более привлекательно и состоит в признании в составе мира только «высокой» (идеальной) составляющей. Вл. Соловьев помечает этот исход как донкихотство. На наш взгляд, эта позиция близка к выделенному нами вначале квази-исходу, поскольку и здесь реального перехода от инфантильного сознания к духовному взрослению человека не происходит: человек так и не «просыпается» и постоянно «живет» в мире своих грез. Согласно классификации А. Камю, этот исход является разновидностью «философского самоубийства», хотя и выглядит очень благородно.

И, наконец, единственно правильный на наш взгляд исход (вернее, это – целый спектр «правильных» исходов, т.к. в его рамках могут «сосуществовать» различные варианты). Его осуществление связано с выполнением ряда условий, без которых человек может впасть в ту или иную ошибку («ересей») из перечисленных выше. Во-первых, это «трезвость» человека, которая, с одной стороны, не позволит ему «проспать» открывающуюся перед ним «дверь» прохода в область духовной реальности, т.е. пройти то духовное испытание, которое требует от него ситуация абсурда; а, с другой стороны, избежать ошибки донкихотства. Во-вторых, это наличие в человеке необходимых для успешного прохождения испытания, духовных сил[17]. При анализе Иов-ситуации Мусхелешвили и Шрейдер фиксируют это как «бунт» Иова, который состоит в том, что Иов, проходя между Сциллой янсеннизма (исход 3.1) и Харибдой гностицизма (исход 3.2) требует «встречи» с Богом. Понятно, что Иов идет на великий риск и лишает себя возможности отступления, т.к. при наличии хотя бы самого незначительного «греха», о чем постоянно твердят друзья Иова, призывающие его покаяться, подобная встреча неминуемо приведет к окончательному «поражению» («духовной смерти») библейского праведника. «Трезвость» и «стяжание святого духа» необходимы для выполнения третьего обязательного условия. Истинное разрешение абсурдной ситуации заключается в «спасении» мира, т.е. попытке его нового ОСМЫСЛЕНИЯ (для религиозного сознания гарантом осмысленности мира является Бог (ср. с августиновским пониманием Бога как источником света-смысла). Причем это должно быть «трезвое», или «взрослое», осмысление, когда в мире признается «грязь», «пошлость» и «зло», но мир все равно принимается, принимается таким каким есть, и принимается не для того, чтобы «смириться» с его «пошлостью», а для того чтобы «бунтовать» против нее и «спасти» мир. Постулируемая здесь «духовная активность» является четвертым важным условием правильного исхода.

А. Камю называет это «бунтом», а Вл. Соловьев – «практическим идеализмом». На наш взгляд эти позиции не столько противоречат друг другу, сколько окрашены в несколько разные эмоциональные тона. Предлагаемый А. Камю «бунт» (который надо понимать не как «внешний» бунт против мира, а как «внутренний» бунт против своего смирения, «спячки», «скатывания» к состоянию «последних людей» по Ницше) – вариант, если можно так выразиться, «трагического оптимизма»; в то время, как исход, предлагаемый Вл. Соловьевым более оптимистичен. Объединяет эти позиции и то, что оба мыслителя прекрасно осознают сущностную специфику духовного пути – постоянное «усилие», который должен прикладывать человек, для того чтобы «удержать» на «плаву» свое духовное «тело» (в христианстве тема «духовного усилия» символизируется крестом, вертикаль которого и составляет «духовную» составляющую: человек должен постоянно пытаться занять это «вертикальное» положение; у Льюиса Кэрролла эта мысль зафиксирована в аналогии «бега на месте»: для того чтобы человек оставался на месте (т.е. оставался Человеком), он должен постоянно бежать вперед). Наверное, в качестве пятого и последнего условия надо указать определенное «смирение» человека (как противовес постулируемой выше активности человека). Это связано с тем, что «голая активность» человека без сдерживающего его смыслового наполнения нередко превращается (согласно М. Бахтину [9]) вместо средства «спасения» мира в свою противоположность, т.е. ту «силу», которая под видом революционного преобразования на самом деле разрушает мир, увеличивая его «дурную» составляющую.

В общих чертах мне импонирует жизненная стратегия «бунта», поскольку она выступает одновременно и как средство для «спасения» мира и для путь «спасения» себя. Если же выразить мою позицию более точно, то это стратегия ЖИТИЯ–В–МИРЕ, которая не «смиряется» с пошлостью действительности, хотя и не утешает себя пустыми надеждами на возможную (а тем более скорую) победу над ней. Кажется, что этот «внутренний» бунт, направленный на «стяжание духа», т.е. постоянное духовное самосовершенствование человека не способен изменить мир. Но это не так, ибо только таким абсурдным способом и можно победить абсурд (= пошлость) мира, только СПАСАЯ СЕБЯ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ СПАСТИ МИР (ср. с выражением из Талмуда «Кто спасает одного человека – спасает целый мир», а также с максимой Серафима Саровского: «Спасешься сам — вокруг тебя спасутся тысячи»).

На том и стоим.

Литература:

(как правило все ниже перечисленные тексты есть на сервере – http://www.philosophy.ru)

  1. Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Иов-ситуация: искушение абсурдом // Философская и социологическая мысль. 1991. № 8. С. 41–53.
  2. Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Иов-ситуация Иозефа К. // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 172–176.
  3. Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Камю А. Бунтующий человек. – М.: Политиздат, 1990.
  4. Кьеркегор С. Страх и трепет.
  5. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (становление первых научных программ). – М.: Наука, 1980.
  6. Катречко С.Л. Рефлексивный подход к исследованию феномена сознания // Гуманитарная наука в России: соросовские лауреаты (философия). – М., 1996; см. также расширенный вариант этого текста и его сокращенную версию в сборнике «В центре МИРа стоит «Я» (опыт «луковичной» онтологии)».
  7. Фр. Ницше Письмо к Г. Брандесу от 10.04.1988 (набросок автобиографии) // Ницше Ф. Соч.: в 2 т. – М.: Мысль, 1990. Т. 1 (Вступительная статья К.А. Свасьяна. С. 5–130); также см.: Фр. Ницше «Так говорил Заратустра».
  8. Соловьев Вл. Судьба Пушкина // Соловьев Вл. Философия искусства и литературная критика. – М.: Искусство, 1991.
  9. Бахтин М.М. Свидетель и судия // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М., 1979. С. 341–342.

 

Примечания:

[1] Этот текст, в которой развивается концепция «духовного рождения» человека, является продолжением моих сообщений на телеконференции «Специфика способа бытия человека. Смысл и цель его жизни» (раздел «Дискуссии»), который, в свою очередь, был первоначально задуман как «место» и продолжение обсуждения этой проблематики со моими студентами и аспирантами МГУ в 2000–2002 гг., но скоро превратился в весьма профессиональный форум. Из предшествующих моих сообщений на форума надо выделить прежде всего те, которые являются «прямыми» предшественниками развиваемой здесь концепции: 1. «Исход» из контрабаса: «духовная одиссея» и обретение себя (сообщ. от 17.12.01 как «ответ» на текст М. Шиндаулетовой); 2. «Спасти мир можно только одним способом — спасая самого себя!» (сообщ. от 30.12.2001 г. как ответ на текст Н. Дедика); 3. «Заканчивается ли все в деревянном гробу? Размышление – ответ над фразой одного молодого человека о специфике человека и смысле его существования» (сообщ. от 2.01.01 как ответ на текст Л. Хариной); 4. «Тезисы о «природе» духовной реальности. Постановка вопроса о смысле жизни: стратегия «трагического оптимизма» (сообщ. от 7.01.02 как продолжение моего более раннего сообщ. № 158 на этом форуме). Кроме того, данный текст был бы невозможен без проведенной полемики данной проблематики с С. Борчиковым (см. также нашу полемику по поводу текста Вл. Соловьева «Судьба Пушкина» на форуме «Судьба философии»), И. Коротковым и И. Матюшкиным.

[2] Концептуальная проработка абсурдных ситуаций проведена А. Камю в работе «Эссе об абсурде» [3]. Понятие же «абсурдного героя» введено С. Кьеркегором в работе «Страх и трепет» [4], в которой анализируется библейский сюжет о принесении Авраамом в жертву своего сына.

[3] Из библейского текста мы узнаем, что все эти несчастья Иова являются испытанием его веры в Бога и связаны с «происками» сатаны, который уговаривает Бога «проверить» верность Иова как лучшего из рабов Божьих. Но это знаем только мы как сторонние наблюдатели, а сам Иов и его друзья об этом даже не догадываются. Для них эта именно ситуация абсурда, когда у «хорошего» человека без непонятных на то причин отнимается все и он переходит из наилучшей жизненной ситуации в наихудшее для себя состояние, балансируя между жизнью и смертью.

[4] При этом постараемся сделать ее максимально нейтральной по отношению к любой конфессиональности.

[5] Заметим еще раз, что в задачи нашей статьи не входит полное перечисление и, тем более, подробный анализ всех «текстов», имеющих отношение к «духовной составляющей» человека. В данном случае важнее указать на настойчивую повторяемость в истории человеческой культуры подобного рода сюжетов. Более того, некоторые из перечисленных текстов описывают разные варианты абсурдных ситуаций, которые по аналогии с уже названной «Иов-ситуацией» можно помечать именами главных героев: например, «Арджуна-ситуация» из Бхагавадгиты или «Авраам-ситуация» из библейского сюжета о принесении Авраамом своего сына в жертву.

[6] Я думаю, что этот тезис можно «расширить» на любое общество, поскольку любое общество допускает «инакомыслие» только в определенных пределах. Показательным здесь является первая зафиксированная в тексте платоновского диалога «Апология Сократа» «публичная расправа» в образцово-показательном для последующего европейского устройства демократическом афинском социуме над Сократом. Характерно и обвинение, предъявленное Сократу: неуважение к «общественным» (афинским) богам (поскольку он прислушивался к внутреннему голосу своей совести – «даймона» («гения»)) и «развращение (т.е. «просвещение» – К.С.) афинской молодежи».

[7] В предшествующей культуре сложилось мнение о том, тема «духовной составляющей» человека составляет область тайного – эзотерического – знания. На наш взгляд это не совсем верно, поскольку «закрытость» этой проблематики связана не столько с процедурами его специального сокрытия, сколько с ее непонятностью для большинства из-за того, что на более ранних этапах человеческой истории «духовность» была доступна далеко не всем членам социума.

[8] Обратим внимание на важный закон изоморфизма микрокосмоса человеческого Я и «объективного» макрокосмоса: вместе с усложнением структуры Я усложняется и дуальная структура не-Я (Мира).

[9] Обратим внимание на принципиальное отличие нашей терминологии (и анализа) от терминологии психоанализа. Если Фрейд в своем анализе фиксирует первоначальную связку «ОНО –  МЫ», то здесь первоначальной является триаду «ОНО – МЫ – Я». У Фрейда МЫ подавляет ОНО, образуются подсознательные комплексы, сублимация которых и образует Я, как вторичную сознательную структуру. Здесь же духовное Я является не вторичной структурой, а наиболее глубинной структурой личности, вполне самостоятельной ипостасью, не сводимая ни к ОНО, ни к МЫ и даже детерминирующих их.

[10] Отметим, что новые акты самоидентификации не отменяет прежних и прекращают хода их развития, а как бы надстраиваются над ними. Например, второй этап, который, судя по всему, связан с кризисом пятилетнего возраста (соответственно, с актом «грехопадение» на уровне исторического филогенеза человечества), не отменяет первый процесс самоидентификации, а дополняет и усиливает его. Этап физической (физиологической) идентификации (тела) идет и далее вплоть до подросткового возраста и даже далее (ранее он был зафиксирован как идентификация своей половой принадлежности). Однако доминирующим на этом этапе развития человека является процесс социальной идентификации.

[11] Точное время этого «пробуждения» указать нельзя, оно случается, как правило, в юношеском возрасте (17–19 лет), а общие временные рамки лежат в периоде от 18 до 30 лет (возраст Христа).

[12] Заметим, что в отличие от абсурдной Иов-ситуации, Камю описывает более спокойный вариант «осознания» абсурда, когда «переход» от инфантильной «спячки» ко взрослому (трезвому) сознанию происходит в результате осознания «скуки» текучей повседневности обыденной жизни и своего собственного «автоматизма», когда на место себя можно поставить любого другого «работника». Возникающее у «пробудившегося» человека чувство абсурда фиксирует «раскол» – противоречие – между разумом человека и неразумностью – и вследствие этого, непредсказуемостью – мира.

[13] Заметим, что наш анализ Иов-ситуации опирается на результаты анализа этой проблематики других мыслителей. Так анализ Мусхелишвили и Шрейдер выделяет три возможных исхода, два из которых (янсенинзм и гностицизм неверны). По А. Камю существует лишь два возможных способа разрешения ситуации абсурда: «философское самоубийство», которое он отвергает, и принимаемый  им «бунт». Вл. Соловьев выделяет три возможных исхода (первые два из которых от также отвергает как неудовлетворительные): нравственный скептицизм, (мечтательное) дон-кихотство и практический идеализм.

[14] Заметим, что тема «духовного бдения» — одна из важнейших в евангелических текстах, которые призывают готовиться к предстоящему моменту духовного рождения и случайно не «проспать» его. Наиболее отчетливо она зафиксирована в Евангелии от Иоанна «Еще немного времени свет среди Вас. Ходите, пока имеете свет, чтобы Вас не одолела тьма; а тот, кто ходит во тьме, не знает, куда идет» (Ин. 12: 35). В Евангелии от Марка это фиксируется в «засыпании» учеников Христа в самый критический для него момент моления в Гефсиманском саду: «И он приходит и находит их спящими. И говорит Петру: Симон, ты спишь? Ты не смог один час бодрствовать?» (Мк. 14: 38). Наиболее развернуто этот «исход» описывается в Евангелии от Матфея в притче о «хозяине дома», который «просыпает» приход вора: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете, в какой день приходит ваш Господь» (Мф. 24: 42–44; см. также изложение этой притчи в Евангелии от Лк. 12: 35–41); и особенно в притче о бодрствовании: «Итак, бодрствуйте, потому что не знает ни того дня, ни часа» (Мф. 25: 1–13).

[15] Для понимания силы этих слов надо иметь в виду, что для людей времен Иова «Бог» был всем (в частности, Он может быть отождествлен со всем миром). Поэтому «проклятие» Бога с неизбежностью предполагает «уход» из мира, т.к. никаких других путей для отступления у этих людей не было: он не мог, например, сменить страну или образ своего проживания.

[16] Этот исход является разновидностью «философского самоубийства» А. Камю (см. ниже).

[17] В условиях «трезвого» признания абсурда А. Камю в «Эссе об абсурде» рассматривает две возможности (об этом мы уже говорили выше в примечаниях 12, 13, 16). Во-первых, это «бунт» (о котором мы будем говорить дальше). Во-вторых, это (еще один ошибочный) вариант «пессимистического смирения» перед открывшимся абсурдом или иллюзорного его разрешения (ср. с исходами гностицизма, «ухода из мира» или донкихотства). Именно его А. Камю и характеризует как «философское самоубийство».

 

Анонсы и новости


Нравится
Поделиться