«Паттерны, нарративы, мемы задают определенную модель, довольно жёсткие рамки мышления и ожиданий, за которые не всегда удается выйти», – интервью со Светланой Алейниковой

«Паттерны, нарративы, мемы задают определенную модель, довольно жёсткие рамки мышления и ожиданий, за которые не всегда удается выйти», – интервью со Светланой Алейниковой провел профессор кафедры государственно-конфессиональных отношений Вильям Шмидт.

Светлана Михайловна Алейникова , кандидат социологических наук, начальник отдела технологий кадровой работы НИИ теории и практики государственного управления, доцент кафедры государственного управления социальной сферой и белорусоведения Академии управления при Президенте Республики Беларусь; автор публикации: «Религиозно-мировоззренческий выбор: личность, общество, государство» (Мн., 2011), «Русский мир»: белорусский взгляд» (Мн., 2017) и др.

 

Уважаемая Светлана Михайловна, благодарю за эту возможность обменяться мнениями по актуальным проблемам и поговорить о роли религии, религиозном факторе – какие из вызовов окажутся для нас, наших обществ, базовыми, а какие второстепенными и незначительными, что будет первостепенным для религиозной сферы в жизни общества, а что для религиоведения. Хотелось бы этим нашим разговором продлить актуализированные на Всемирной неделе гармоничных межрелигиозных отношений в РАНХиГС темы, и тем самым перейти к контекстам, составляющим круг проблем Международного дня культуры. (Отрадно, что мы все активнее входим в это международное пространство диалога, проявляя солидарность с силами доброй воли). 

С.А.: Прежде всего, разрешите высказать слова признательности кафедре государственно-конфессиональных отношений ИГСУ РАНХиГС – нашим коллегам за саму идею подобных диалогов и возможность обменяться мнениями, обсудить важнейшие аспекты общественной жизни.

В.Ш.: В последнее время, с учетом особой черты нашего народа – его эсхатологических акцентуаций, можно услышать много различных обеспокоенностей и даже толков в связи со 100-летием Социалистической революции. Мы уже более 25 лет живем в новой формационной реальности, но наш уклад жизни, наши установки мало изменились – наша социальность при всей ее технологизации и качественном росте скатывается в воспроизводство «совкового гражданина» и вульгарной феодализации. Как Вы полагаете, мы имеем более-менее четкое представление о том, в каких условиях, в какой реальности мы – российское общество – находимся и каким понятийно-категориальным аппаратом оперируем, чтобы это адекватно понять? Что это такое российское общество/государство в его само-ощущении/-идентификации, политико-правовой декларации и каковы его базовые параметры и характеристики?

С.А.: Уважаемый Вильям Владимирович, боюсь, с моей стороны было бы некорректным в публичной дискуссии судить о базовых характеристиках и самоощущении российского общества. За эти 25 лет страны и народы бывшего СССР проделали большой путь и в осмыслении, и самоощущении, и выработке нового видения себя и своих путей развития в глобальном мире. Взгляды и подходы значительно разнятся – тем разнообразнее и богаче палитра научной дискуссии.

Если попытаться ответить в общих чертах, то, как Вы отметили, его основная черта – эсхатологические акцентуации, как раз и определяют базовые характеристики российского общества и государства. Много лет работая с русско- украинско- и белорусскоязычными интернет-ресурсами, рискну предположить, что осмысление присутствует, но оно, скажем так, не всегда доходит до стадии операционализации понятий и определения целевых функций: quo vadis. Есть идеал, «особый путь», но не хватает стрелки-указателя, и потому он не всегда отчётливо виден. Поэтому о новой формационной реальности, мне кажется, можно говорить с некоторыми оговорками, хотя, бесспорно, здесь открыто широчайшее поле для дискуссии.

В.Ш.: Уважаемая Светлана Михайловна, если позволите – частный, уточняющий вопрос: какой урок и/или вывод из истории нашего Отечества в ХХ в. для Вас может быть главным и какой второстепенный, второго или третьего порядка?

С.А.: Главным нашим общим уроком, наверное, остаётся Революция 1917 г. Она же является уроком второго, третьего и иных порядков.

Как правило, и научный, и общественно-политический дискурс, не говоря уж о восприятии на бытовом уровне, скатываются к дихотомии «хорошо-плохо», «победа-катастрофа», в лучшем случае оценивая следствия (причем очень ограниченный их перечень) этого исторического события. И, как ни странно, это прозвучит, события Революции 1917 г. в нашем обществе до сих пор не исследованы и еще ждут своего осмысления. А пока тотальное преобладание оценочных суждений и эмоциональной рефлексии препятствует объективному, отстраненному, глубинному анализу и просто принятию нами Революции как исторического факта, одного из этапов развития страны, части своего прошлого. Как это смогли сделать французы или американцы – а ведь у них за плечами и одна из самых кровавых революций, и не менее трагичная гражданская война. Как демонизация, так и героизация этого этапа, его предельная идеологизация – свидетельство неготовности общества к его осмыслению и адекватному восприятию. Помочь здесь, наверное, объективно может только время.

В.Ш.: А если попытаться определиться с характеристиками (качествами) среды своего бытования, включая и средства (институциональные и политико-правовые), какими мы в этой среде оперируем, было бы интересно, какие противоречия, которые, собственно, и являются двигателем основных трансформаций в обществе – его сознании и на институциональном уровне – в его структурах Вы выделяете? Какой Вы видите динамику социально-политических отношений?

С.А.: Я бы сказала, что основным противоречием, по крайней мере, в европейском контексте, является отношение личности, общества к государству: конфликте ожиданий и смыслов, вкладываемых в это понятие. Второе противоречие можно обозначить как усталость от политкорректности, в основе которой – уход от проблемы, противоречие между должным и сущим, декларацией и фактом. В обществе давно и на всех уровнях присутствует понимание причин, корня тех или иных фундаментальных проблем, но в силу инерции они либо не озвучиваются (не политкорректно), либо заменяются другими, в рамках приемлемых социальных ожиданий – более безопасными и менее травмирующими коллективное сознание, понятиями и образами, порождая фрустрацию, а порой сопровождаемые всплесками агрессии, радикализма, ксенофобии. Очевидно, что это – лишь иллюзия некоторого благополучия, уход от проблемы, а не её решение; так что – это вполне может быть движущим противоречием…

Победы популистов в Европе и неожиданные для многих результаты выборов в США – свидетельство того, что десятилетия срабатывающая психологическая защита политкорректности исчерпывает себя; полагаю, в ближайшие годы именно называние вещей и явлений своими именами будет являться основным фактором, определяющим динамику социально-политических процессов и отношений. Но здесь еще важно и целеполагание, а с ним пока тоже проблемы и по той же причине – избегания точности в определениях.

В.Ш.: Уважаемая Светлана Михайловна, в контексте означенных проблем, обращает на себя внимание роль различных профессиональных ассоциаций и сообществ, например, как Ассамблеи народов России, Ассамблеи Русского мира, форум «Рождественские чтения» и др. На Ваш взгляд, какие главные и частные задачи стоят перед ними как на уровне страны, так и в региональном разрезе?

С.А.: Думается, главное в деятельности и самом смысле существования любых профессиональных ассоциаций и форумов – постановка проблем и вслед за этим – целей их деятельности. Если говорить о религиоведческом срезе, то, на мой взгляд, главное – определить реальное место религии и степень ее влияния на социальные процессы в современных постсоветских обществах без приписывания ей желаемых, но не всегда соответствующих действительности признаков и функций. Это помогло бы понять не только научному сообществу, но и, например, Церкви, ее реальное место в современном социуме, те ожидания, которые связывает с ее деятельностью общество.

Паттерны, нарративы, мемы задают определенную модель, довольно жёсткие рамки мышления и ожиданий, за которые не всегда удается выйти не только обывателю, но и исследователю. Природа же существующего кризиса взаимопонимания Церкви и общества как раз и кроется, скажем так, в проблемах самооценки, саморефлексии. Подтверждением тому – нынешняя ситуация-конфликт вокруг Исаакиевского собора.

В.Ш.: Если позволите, хотелось бы затронуть деликатную проблему – поговорить о религиозно-философских, мировоззренческих аспектах нашей жизни – что есть «религия». Очевидно, что религия, религиозное мировоззрение в широком смысле – это один из уровней мышления (сознания) наряду с мифологическим (эклектичным) и сциентистским, а о ней, о религии как феномене, рассуждают как о субстанциональном… Но есть ли на деле то, что лежит в основе того, что мы именуем религией, и даже институциализировали?

С.А.: То есть, если я правильно поняла – прошу прощения, если ошиблась, – вопрос в том, есть ли на деле Бог?

«Я здесь и не здесь,

Я везде и негде,

Я тенью скольжу

По прозрачной воде…»

В.Ш.: Также очевидно, что такой феномен как вера, на основе которого покоится система, именуемая религией(ями), есть общее свойство/функция высоко развитого биологического вида – человека, без которого или вне которого последний не мог бы иметь ни своего статуса, ни того, что есть его субстанциональное – бытия. Похоже, перед нами открывается не просто конфликт истории(й) – логика и динамика смены формаций и порядков/практик установления форм правопреемственности институтов(ций), выражавших идею(и) и/или являвшихся её носителями, – но и собственно принципа(ов), который(е) полагае(ю)тся в основание модели бытия; похоже, как и 100 лет назад, Мир еще только у самого порога перед комнатой, где будет вестись дискуссия о принципах нового миропорядка.

С.А.: Если полагать, что религия в настоящее время коренным образом меняет свое измерение (статус, качество, содержание, функцию и т.п.), то, наверное, действительно можно говорить о смене систем-эпох в развитии человечества и принципах нового миропорядка, хотя обусловленность последнего, мне кажется, больше связана с факторами иного, более прагматичного рода.

Мир политики как никогда хаотичен и разнонаправлен, а главной интенцией по-прежнему является развитие человека и общества. Происходит замена цели развития: не во имя идеи (построения коммунизма ли, демократии или рая земного), а во имя потребления (в широком смысле, без несколько негативных, ставших уже привычными нам коннотаций). Кстати, и природа локального «столкновения цивилизаций» в виде разрываемой мигрантской тематикой Европы, похоже, именно в этом – в попытке смены фундаментальных систем. Но я бы как раз не противопоставляла эти два «полюса»; скорее, основой нового миропорядка станет как раз не конфликт историй, а их постепенное слияние, т.е. новое качество, новое измерение бытия, хотя это и болезненный процесс.

Пожалуй, комната для дискуссии готова давно, а вот готовность к самой дискуссии представляется пока сомнительной.

В.Ш.: Как Вы полагаете, почему Российское Государство, довольно щепетильно относясь к регулированию и регламентированию всех и всяких отношений в каждой из сфер жизнедеятельности, за 25 лет новейшей истории имеет лишь один ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях» — можно даже сказать, что категорически отказывается иметь государственную политику в сфере общественно-религиозных отношений.

С.А.: Вы упустили поправки в УК РФ об оскорблении чувств верующих и порой яркую правоприменительную практику, которая также постепенно становится одним из факторов-инструментов регулирования отношений в данной сфере.

Сам вопрос одновременно и простой, и сложный. Ведь свобода совести в широком смысле – это свобода мировоззрения, свобода мировоззренческого выбора. Но даже если ограничиваться степенью формализации и чисто количественным измерением действующих российских законов в сфере общественно-религиозных отношений, тезис о категорическом отказе от религиозной политики все же представляется несколько преувеличенным.

Здесь можно задать встречный вопрос: чем реально является религия для государства, для политической власти – ценностью или ресурсом? Да, вопрос в своей постановке не вполне корректный, если отвечать по существу, а не в рамках взаимных ожиданий и привычных (или более точно было бы сказать – политкорректных) формулировок. Поэтому можно, наверное, сказать, что речь идет не об отказе от политики в религиозно-мировоззренческой сфере, а о рациональном изменении ее формы, функциональных рамок, методов как реализации, так и информационного сопровождения.

В.Ш.: Уважаемая Светлана Михайловна, если позволите, небольшое уточнение.

Первое: с философской/культурологической/социологической точки зрения любая ли деятельность человека представляет собой творческий акт, если учесть, что как субъект, так и объект отношений после взаимодействия становятся хоть на немного, но все же иными, чем были до него. Можем ли мы считать себя творцами жизни – что для этого нужно, каким должен быть человек?

И второе: на чем покоится различение и в чем смысл идентификации(й)?

С.А.: Здесь, как мне кажется, сильна роль субъективного фактора и ответ лежит в плоскости потребностей, мотивации, побудительных причин. И, в первую очередь, это касается идентификации. Правда, относительно последнего, глобальное влияние стали оказывать интернет и соцсети, создавая отдельные кластеры, траектории, модели идентификации.

В.Ш.: Дорогая Светлана Михайловна, в завершение нашего разговора небольшая просьба, связанная с Международным днем философии, Всемирным днем религии и теперь приближающимся Международным днем культуры. (В свое время в библиотеке РАНХиГС мы устроили собеседование у так называемого «философского камня», а по его окончании один из наших студентов, как это водится у молодых и жаждущих открытия полноты то ли бытия, то ли Истины, представил 10 вопросов с просьбой ответить на них.)

Будем рады Вашему мнению в формате блиц:

1. Какова природа Вселенной?

С.А.: Не знаю, что ответить. Я материалист и считаю любую природу материальной. А более предметно о природе и свойствах той или иной материи, наверное, могут рассуждать лишь физики.

2. Есть ли какое-то Высшее Существо?

С.А.: Человек.

3. Каково место человека во Вселенной?

С.А.: Он и есть Вселенная.

4. Что такое реальность?

С.А.: Возможность развития.

5. Что определяет судьбу каждого человека?

С.А.: Детство.

6. Что такое добро и зло?

С.А.: Мера познания.

7. Почему наша жизнь такая, какая она есть?

С.А.: Потому что мы такие, как мы есть.

8. Каковы идеальные отношения между личностью и государством?

С.А.: Наверное, идеала достигнуть нельзя – они (отношения) будут изменяться, эволюционировать бесконечно – вместе с личностью и государством.

9. Что такое любовь?

С.А.: Вопрос вопросов… Сколько существует и будет существовать человечество, оно будет задавать себе этот вопрос. И ответ каждый раз будет разным и у каждого – свой.

10. Что происходит после смерти?

С.А.: Поживём – увидим. 

В.Ш.: Уважаемая Светлана Михайловна, благодарю Вас за этот увлекательный разговор. Прошу принять наши благопожелания – крепости, вдохновений, изобилующей красками жизни.

 

С.А.: Уважаемый Вильям Владимирович, спасибо за честь – приглашение к дискуссии, затрагивающей такие важные и острые аспекты нашей жизни. Парадокс, но в век обилия и доступности информации нам зачастую не хватает осмысления, возможности на миг остановиться, задуматься самому, услышать другого. Благодарю Вас за эту редкую возможность.