Интервью с протоиереем Всеволодом Чаплиным: «Дискуссии о принципах нового миропорядка только начинаются – нам нужны новое Учредительное собрание, новый Земский Собор».

Январь 9, 2017

«Дискуссии о принципах нового миропорядка только начинаются – нам нужны новое Учредительное собрание, новый Земский Собор» – интервью с протоиреем Всеводом Чаплиным провел профессор кафедры государственно-конфессиональных отношений Вильям Шмидт.

Протоирей Всеволод Чаплин, настоятель храма прп. Феодора Студита (Смоленской иконы Божией Матери) у Никитских ворот г. Москвы, член Общественной палаты Российской Федерации.

Вильям Шмидт: Дорогой о. Всеволод, прежде всего – поздравляю Вас с календарным обновлением и грядущим Рождеством. Пусть Новый, 2017-й, принесет обилие приятных попечений, свершений и приблизит к постижению тайн, которыми исполнена жизнь человека.

Размышляя над спецификой «рубежей», обратил внимание на особенность – каким-то чудесным образом всё устраивается так, что мы с Вами из года в год неизбежно встречаемся именно в этот новогодне-рождественский период и обсуждаем актуальные проблемы общественно-религиозных отношений. Помню Ваш звонок пятилетней давности «если не сильно занят, можешь приехать в студию – давай поговорим в эфире…». Затем, на рубеже 14–15 годов, было большое интервью «Маленьких дел в очах Божиих не бывает», приуроченное к 15-летию Межрелигиозного совета России. В начале 2016 г. на площадке «Вечерней Москвы» мы пытались обсуждать проблему «Священники в массовой культуре: вызов времени или отступление от канонов». Было и много иных встреч на правительственных площадках и в Общественной Палате, Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХиГС) и Российском Православном университете РПУ, которые можно вынести за скобки – они естественное создание контекста и формирования, форматирования процессов жизни. И вот наступил 2017-й, как полагают некоторые, непростой… – наверное, в смысле «в России раз в пять лет меняется все, но каждые сто – ничего!» – парафраза на Столыпина, хотя можно дать и другую яркую аллюзию-ссылку на него: «Дайте мне двадцать лет покоя, и я реформирую Россию»…

Ваше Высокопреподобие, благодарю за эту возможность в очередной, уже 5-й раз, повидаться и поразмышлять, какие из вызовов окажутся для нас, российского общества и в целом – в мире, базовыми, а какие второстепенными и незначительными, что будет первостепенным для религиозной сферы в жизни общества и что для религиоведения.

протоиерей Всеволод: С Новолетием и Рождеством Христовым! С грядущим Днём религии.

Да, за эти пять лет очень многое изменилось. Мы вообще живём в период, в котором то, что пять лет назад казалось невозможным, становится реальностью -иногда отрадной, иногда грозной. Религия, которую ещё недавно приговорили к медленному умиранию, становится одним из центральных факторов политики – именно политики.

Мы прожили очень непростой год. В России повышается социальная активность христиан — не только в смысле так называемой социальной работы, но и в смысле реакции на разные общественные явления. Впрочем, от реакции нужно переходить к проактивной позиции: нам нужно выражать свой системный взгляд на то, каким мы хотим видеть общество и государство, каких перемен желаем и требуем.

Год действительно выдался непростой. Но трудности только укрепляют активно живущего человека. Среди православного духовенства и мирян появляются активно мыслящие, пишущие, высказывающие свой (по преимуществу консервативный) взгляд, которые сразу же дают оценку (причем подчас весьма и весьма грамотную) действиям наших властей или руководства зарубежных стран, разным событиям в стране и в мире. Таких людей сегодня несколько десятков тысяч — достаточно посмотреть на их активность в соцсетях и в разного рода СМИ. Думаю, что ученым, общественным деятелям, государству ещё предстоит научиться работать с этим явлением.

Вильям Шмидт: В последнее время, с учетом особой черты в русском характере – его эсхатологических акцентуаций, можно услышать много различных обеспокоенностей и даже толков в связи со 100-летием Социалистической революции. На вопрос «планируете ли Вы как-то отметить это событие», неизменно отвечаю – нет, и ни в каких мероприятиях по этому случаю принимать участие не буду. И это не потому, что нет проблем, которые стоило бы обсудить в контексте этого грандиозного в истории и для истории не только человечества, но и нас, как его прямых «наследников», События – нет: проблем гора, и даже с хвостиком. Но, понимая, как формируются/воспроизводятся паттерны, не считаю целесообразным их усиливать, уплотнять в той реальности, в которой мы бытуем – в реальности, не получившей опыта десоветизации, десталинизации, персонализации. Мы уже более 25 лет живем в новой формационной реальности, но наш уклад жизни, наши установки мало изменились – наша социальность при всей ее технологизации и качественном росте скатывается в воспроизводство «совкового гражданина» и вульгарной феодализации.

И если 50 лет назад общество строило планы, мечтало и прогнозировало, каким будет светлое социалистическое/коммунистическое будущее, то сегодня у нас более сложная задача – 1) сделать/иметь комплексные, многофакторные выводы с учетом отраслевого разнообразия и 2) давать прогнозы и рекомендации в части организации и обеспечения социально-политических процессов, с учетом контекста и уровня вызовов и задач по обеспечению стабильности общественно-государственного воспроизводства в новых условиях. В данном случае и этом контексте видится более уместной постановка вопросов с высоким уровнем категоричности – «а мы имеем более-менее четкое представление о том, в каких условиях, в какой реальности мы – российское общество – находимся и каким понятийно-категориальным аппаратом оперируем, чтобы это адекватно понять? Что это такое российское общество/государство в его само-ощущении/-идентификации, политико-правовой декларации и каковы его базовые параметры и характеристики

Глядя на Ваши реплики в социальных сетях и интервью, например, «О “современности”, “архаике” и вечных ценностях», похоже, и Вы, с учетом Вашей информированности и значительного пастырского и политико-административного опыта, тоже близки к подобного уровня категоризации в вопрошании.

прот. Вс.: Мне думается, что глубинные настроения народа недоизучены. Может быть, из-за того, что социологи находятся в плену некоторых шаблонов. Может быть, из-за того, что пока не происходит событий, которые активизировали бы волю народа и его внутреннее самосознание – событий, подобных Великой Отечественной Войне. Впрочем, полагаю, такие события не только возможны, но и неизбежны, а значит, нужно ясно понимать, как поведут себя люди в разных условиях жизни, включая критические. Наверное, такое понимание возможно в том числе и на основе новых подходов к тестированию общественных запросов.

Возьмём, например, сферу культуры. Некоторые группы пытаются через лоббистские возможности продавить свои представления о том, что возможно, а что невозможно в искусстве. Но даже очень осторожные, шаблонные опросы показывают, что люди не приемлют происходящего в так называемом искусстве оскорбления религиозных чувств, пропаганды разврата и так далее. Причины неприятия всего этого можно постараться прояснить, дабы в государственной политике руководствоваться именно этим неприятием, а не лоббистскими аргументами узких групп «творческих деятелей». Я убеждён, что для большинства нашего народа глубинная общественно значимая мотивация основана на православии и исламе, при некоторой роли других религий, несмотря на 70 лет господства официальной безбожной идеологии, которая, впрочем, сама оказалась вынуждена переродиться в некое квазирелигиозное мировосприятие — иначе она бы не продержалась даже десяти лет.

Какие интуиции интенции проявятся у нашего народа в будущем, важно знать хотя бы для того, чтобы не повторились трагические события февраля и октября 1917 года, августа 1991-го и октября 1993-го. Я не случайно ставлю эти исторические моменты в один ряд. Во всех этих случаях узкие группы элит или контрэлит изменили вектор развития страны вопреки чаяниям и интересам большинства народа. Эту печальную «традицию» нужно прервать. Следует вернуться к тем ситуациям поиска общеприемлемых для большинства решений, которые были остановлены из-за силовых действий творцов революций и переделов. Я имею в виду и работу императора Николая II по настройке политической системы, и разогнанное большевиками Учредительное собрание, и попытки сохранить систему советов и СССР в 1991-м, и попытку найти компромисс между президентом Ельциным и Верховным Советом в 1993-м.

Нам нужны новое Учредительное собрание, новый Земский Собор, которые смогли бы, не погружаясь в бурные споры и гражданскую войну идеологий, всё же вновь взглянуть на вопрос о форме правления, об идейных и правовых основах государственного строя, о том, какие его модели были несправедливо отвергнуты в ходе силовых действий при работе Учредительного собрания, а также в начале 90-х годов. Не секрет, что многие жители страны чувствуют несправедливость и искусственность значительной части процессов, происходящих в политике и экономике. И нужно постараться на основе выявления настоящей воли народа исправить эти несправедливости, устранить различные перекосы для того, чтобы страна имела настоящую, а не подмороженную стабильность, для того, чтобы она оказалась устойчивой даже в случае мощнейших внешних попыток погрузить нас в новую революцию или обострения внутренних противоречий на социальной, национальной или любой иной почве.

В.Ш.: о. Всеволод, если мы попытаемся определиться с характеристиками (качествами) среды своего бытования, включая и средства (институциональные и политико-правовые), какими мы в этой среде оперируем, хотел бы предложить не просто обменяться ценностно окрашенными репликами в отношении ситуации – это уже мало кому интересно, хотя и любопытно, но постараться выделить те противоречия, которые, собственно, и являются двигателем основных трансформаций в обществе – его сознании и на институциональном уровне – в его структурах.

Принцип, полагаемый в основание любой мировоззренческой доктрины (системы), включая и религиозную, предопределяет и модели организации – социальной и политэкономической, а также и организаций низового, базового уровня. Выйдя на уровень тотальности – общества/государства, стабильность доктрины = уклада будет обеспечиваться системой права, а наиважнейшей задачей будет ее безопасность – подавление «конкурентов» – стремление к недопущению ситуации, чтобы иные доктрины стали системами –  чтобы они вдруг не обзавелись собственной онтологией (метафизикой) и не наращивали культо-хозяйственные практики. Поскольку развитые общества хорошо понимают, что любая доктрина в общественном пространстве представлена в форме конкретной идеологии и что к их обороту (соревновательности) имеется большой ресурс как культурных практик, так и политических инструментов, включая систему права и регламентов, то в целях своей устойчивости и снижения конфликтогенности, сегментируют и регламентируют структуру социального пространства. В этой логике (тенденции), на мой взгляд, находятся поправки «пакета Озерова-Яровой», но вот избирательность правоприменительной практики говорит об обратном – о разбалансированности в понимании единства правового поля и пространства. И эта, вторая, тенденция усиливается стремлениями законодателей, правда, пока на уровне дискуссий высокого уровня, к ограничению мировоззренческих прав и свобод, спекулируя заботами государства о защите гражданина (личности) от деструктивных сект, т.е. деструктивных мировоззренческих практик. Обращая внимание на совокупность событий в религиозной сфере страны, затронувшей по большей части её наиболее уязвимый сегмент – новые религиозные движения (НРД), как бы Вы, досточтимый о. Всеволод,  определили происходящее – что это за явление?

Как Вы полагаете, подобного рода практики – последовательная принудительная политизация/радикализация, а затем и криминализации религиозной сферы, не являются ли свидетельством иного, более сложного процесса – подготовки условий трансформации конституционно-правового строя России – перехода из федеративного, например, в конфедеративное государство? (Очевидно же, что гарантия федеративности покоится на политико-идеологическом плюрализме, основа которого – мировоззренческие свободы гражданина; ограничение их – отсутствие условий для ограниченного суверенитета субъектов в рамках единого государственного образования.)

И в этом ряду проблемой частного порядка видится бездействие Межрелигиозного совета России, в состав которого, как известно, не входят НРД, – представители традиционных религий не видят за этой столь вульгарной правоприменительной избирательностью угрозы в ограничении своих хозяйственных свобод и статуса, когда Верховные или Конституционный Суды дадут рекомендации по итогам обобщения практики?

прот. Вс.: Проблема с принятым законом и с его исполнением ещё раз показывает, что при его написании и принятии не посоветовались с людьми, которые много лет разрабатывают и обсуждают законодательство в сфере религии. Я об этом буквально кричал в своё время, жёстко критикуя за методы работы над этим законом г-на Володина и его реальных авторов. Понятно, что такими реальными авторами были не г-жа Яровая и не г-н Озеров. Поспешно разработали и поспешно приняли законодательный акт – и теперь мы расхлёбываем массу проблем, заложенных в самом тексте изначально. Слава Богу, что в последний момент ценой невероятных усилий кое-что удалось откорректировать. Теперь, по смыслу закона, он не распространяется на частную религиозную практику, на право отдельной личности исповедовать и провозглашать свои религиозные убеждения, а также действовать в соответствии с ними. Это право закреплено не только Конституцией, но и международными договорами России – оно не принадлежит ограничению даже в военное время (полагаю, авторы-составители законопроекта изначально просто об этом не знали).

Впрочем, и теперь не все сложности устранены. Грань между частной религиозной практикой, частным разговором и миссионерской деятельностью, которая, по смыслу закона, должна вестись религиозной организацией, провести очень сложно. Некоторые организации, известные самым назойливым миссионерством, уже обложились соответствующими бумагами или научили своих проповедников представляться в качестве частных лиц. И в итоге мы имеем, с одной стороны, достаточно абсурдный случай, когда в одном из регионов суд постановил сжечь Библию (с текстом синодального перевода) лишь потому, что на ней нет маркировки, а с другой стороны, по центру Москвы, постоянно ходят кришнаиты, которые ведут более чем сомнительную миссионерскую деятельность, и никто на это повлиять не может. Убеждён: нужно вернуться к тонкой настройке законодательства о миссионерской деятельности, и, полагаю, мы никуда не денемся от разделения религиозных доктрин и религиозных сообществ на более и менее приемлемые для России.

Полный идеологический, аксиологический нейтралитет государства в религиозной сфере – это абсурдная идея, подброшенная нам западными экспертами, в частности, оформляющими решения Европейского суда по правам человека. Для нас эта идея разрушительна, и именно поэтому её подбрасывают. Принцип равенства религиозных объединений перед законом, заложенный в нашей Конституции, не означает, что отношение государства к каждому из них должно быть одинаковым — как неодинаковым является и отношение большинства нашего общества. Равенство перед законом не означает ни равноудалённости, ни равноприближенности, ни запрета на то, чтобы выносить суждения, в том числе на уровне закона, о тех или иных религиозно-общественных доктринах и их последователях. Хорошо, к примеру, известно, что во многих странах запрещены нацизм и фашизм. Но также хорошо известно, что некоторые трактовки ислама сегодня не менее, и даже более опасны. Вполне естественно, что перед нами встаёт вопрос об их запрете.

Мы должны иметь возможность оценивать степень позитивного и негативного влияния на жизнь страны разных религиозных общин и течений. Разговоры о нейтралитете в этой сфере далеки от реальности именно потому, что сегодня, как уже было сказано, религия является одним из ключевых факторов, влияющих на политику и общественную жизнь.

Не уверен, что отсутствие государственной идеологии скрепляет федерацию, а попытка её найти приведёт к развалу страны. Этим пугают те, кто хотел бы под видом идеологического вакуума сохранить своё закулисное влияние. Эти люди, безусловно, понимают, что честный спор о будущем идеологии России ими будет всегда проигран, и поэтому пытаются доказать, что наличие четкой общенациональной идеи якобы разделит нас. Но это абсурдно. Уверен: артикулирование общественно значимой идеологии (суммы идеологем) лишь отделит некоторые группы, не имеющие реальной народной поддержки, а большинство нации ярко выраженная государственная идея, в том числе с религиозным элементом, определённо сплотит.

Мне не хотелось бы выглядеть чрезмерно критичным в отношении недавних коллег, которые сегодня заняты работой в Межрелигиозном совете России. Но именно из-за его композиции, в которой отсутствует представительство религиозных новообразований, в совете доминирует убеждённость, что ограничение миссионерских манипуляций полезно. А в нашей Церкви многие как раз за такое ограничение выступали активнейшим образом в 90-е годы,  выступают и теперь…

На мой взгляд, интенция авторов закона, о котором мы недавно говорили, правильная: религиозные новообразования, особенно привнесённые из-за рубежа, могут представлять опасность, поэтому ведомая непонятными людьми миссионерская деятельность должна быть под особым контролем. Некоторые религиозные или околорелигиозные объединения, управляемые из-за границы, вообще представляют явную опасность и должны быть исключены из жизни страны. И всё это нужно сказать (что далеко ходить за примером – интересен в этой части опыт Беларуси). Только сказать честнее, без уродливой попытки примирить очень понятные соображения безопасности общества с идеологией равенства всех религиозных учений и нейтралитета государства. Наверное, Межрелигиозный совет России также мог быть честнее в выражении своей позиции по этому поводу.

Кстати, видится важным, чтобы этот Совет и аналогичные структуры на местах сохранили свою независимость от государственных органов – они не должны ни руководиться чиновниками, ни предполагать массовое участие последних в  заседаниях. Это должны быть сообщества, в которых участвуют, прежде всего, религиозные общины и именно они; во многих случаях – только они.

В.Ш.: Отче, не менее деликатной и напрямую связанной с последним, частным вопросом, является проблема базовой дефиниции – что есть «религия», и это даже не в аспектах развития «модных» концептов секулярности-постсекулярности, постмодернизма и/или полионтологизма, «Бог умер» или «смерти автора» – нет. Очевидно, что религия, религиозное мировоззрение в широком смысле – это один из уровней мышления (сознания) наряду с мифологическим (эклектичным) и научно-философским (сциентистским), а о ней, о религии как феномене, рассуждают как субстанциональном… Но есть ли на деле то, что может лежать в основе того, что мы все еще именуем религией, и даже институциализировали?

Также очевидно и то, что такой феномен как вера, на основе которого покоится система, именуемая религией(ями), есть общее свойство/функция высоко развитого биологического вида – человека, без которого или вне которого последний не мог бы иметь ни своего статуса, ни того, что есть его субстанциональное – бытия.

Таким образом, перед нами открывается сложнейшая проблема базовых определенностей культуры – оснований и структуры бытия, с одной стороны, а с другой – достаточности оснований для установления статуса и видовых различий субъектов, участвующих в воспроизводстве социальности.

Перед нами открывается не просто конфликт истории(й) – логика и динамика смены формаций и порядков/практик установления форм правопреемственности институтов(ций), выражавших идею(и) и/или являвшихся ее носителями, но и собственно принципа(ов), которые полагались в основание модели бытия. И, похоже, как и 100 лет назад, Мир еще только у самого порога перед комнатой, где будет вестись дискуссия о принципах нового миропорядка.

Сегодня, в контексте этого разговора, мне приятно заметить, что рассуждая о Всеправославной Соборе, мы с Вами совпали в оценке интенций этого высокого Собрания Православной Эйкумены, а потому, если это возможно, как бы Вы, уважаемый о. Всеволод, определили, что такое Религия и, если не учитывать политическую спекулятивность (вечные/общечеловеческие ценности, код культуры, «духовные скрепы»), благодаря чему или вопреки чему она сможет сохранить свое место (возможно — роль) в системе нового миропорядка.

прот. Вс.: Полностью согласен с Вами  в том, что дискуссия о принципах нового миропорядка только начинается. Это же касается вопроса об основах права.

Для многих людей религия – это не только человеческие решения, не только меняющиеся настроения разных обществ, но и высшая неизменная правда, данная вечным Богом. Именно этот аспект религии всё больше будет, убеждён, вспоминаться в будущих дебатах о принципах устроения человеческого общества. Религия – это связь с инобытием; христианин скажет – с Личным Богом Троицей. Без понимания этого, без серьёзного учёта этого не удастся никакая попытка «просчитать» религию или редуцировать её до общественной роли, желательно не будоражащей совести, остающейся где-то в пределах больниц, хосписов и кладбищ. Трава всё равно прорастёт сквозь асфальт…

Что бы и как бы ни говорили, в круг общественных отношений нужно вернуть Бога. И нужно вернуть мотивацию, выходящую за рамки жизни отдельного человека, поколения, народа или даже всего земного мира. Я понимаю, что некоторым этого очень не хочется, но Бог и упомянутая выше высшая мотивация предельно значимы для большого количества людей. И просто не заметить этого не удастся, как не удастся и заставить людей отказаться от настоящего, целостного религиозного миропонимания, от основанных на нём общественно значимых действий.

Верующим и неверующим нужно заново научиться договариваться безо всяких предварительных условий, в том числе и без ссылок на «конец» истории, которая на самом деле только начинается, без утверждения о том, что только секулярный порядок имеет право на жизнь. Для одних людей важнее всего законы, придуманные людьми, для других – вечный закон, данный Богом. Да, они могут входить в противоречие, и они, эти противоречия, вовсе не безболезненны. Не замечать их или пытаться их разрешить исключительно в пользу секуляризма – ошибка, чреватая конфликтами. Поэтому и нужно договариваться о взаимном уважении разных мировоззрений, включая религиозные, и их общественно значимых установлений. Где возможно – нужно учиться жить в общем пространстве на основах, приемлемых для этих разных мировоззрений; где невозможно – нужно учиться разделять, грамотно и мирно, общественное пространство на различные сегменты.

Так, в России в некоторых регионах де-факто действует шариатские нормы, и это для нашей страны исторически нормально. Не нужно этого бояться, нужно это принять как данность. Тонкая настройка общественных отношений всегда лучше, чем конфликт. Но, увы, сегодня секулярные силы и силы так называемого прогресса пытаются идти как раз путём конфликта: если общественный порядок – то только светский; если нация – то только гражданская, а религиозная, национальная, культурная идентичности не должны влиять на политику и экономику. Однако всё это – устаревший взгляд фанатиков так называемого просвещения. Такая платформа не может быть общим законодателем для настоящих договорённостей; она – лишь одна из частных позиций. Следовательно, нам нужно искать решения, которые не продавливали бы одну из подобных частных позиций, а учитывали разные присутствующие в обществе мировоззрения.

В.Ш.: Отче, спасибо – этот Ваш конструктивизм и Ваша конструктивность впечатляют!

Дорогой о. Всеволод, пользуясь случаем, не могу не поздравить Вас со значительным личным событием – выходом в свет 3 томика знаменитых «Лоскутков…». Помню Ваше интригующее «вот будет времени побольше – постараюсь собрать» в ответ на моё «ну когда же третий? – очень не терпится…» после прочтения первых двух. Замечательный опыт, а с ним и отражение духа времени!

Если обозреть год ушедший с учетом исторической значимости и потенциала, какие из его событий Вы определите как значимые и какие тенденции/противоречия было бы хорошо, если бы получили развитие и состоялись?

прот. Вс.: Новая книжка несколько отличается от «Лоскутков…» и «Лоскутков-2». Называется она «Вера и жизнь», и там я говорю о многих застарелых проблемах церковного управления, церковной жизни в целом, о несправедливостях, лежащих в основе нашего государственного устройства, о политиках и политике, об экономике и экономических деятелях, о творческих явлениях, которые оцениваю позитивно или негативно, то есть обо всём том, что было сложно сказать в годы работы церковным чиновником. Теперь есть возможность о многом сказать честно и открыто. Считаю, что именно сейчас это сделать очень вовремя, поэтому благодарен Богу за открывшуюся возможность.

Вышла ещё одна книжка, но это старые тексты, в том числе старые «Лоскутки», под не очень нравящимся мне названием «Тайны Церкви» и с не очень нравящимися мне предисловием и компоновкой. С этим изданием я лишь скрепя сердце смирился. Скоро, надеюсь, появится ещё одна книжка, в которой речь пойдёт о свободе и её пределах, об отношении христианина к смерти и применению силы. Вот этот набор текстов будет достаточно «хулиганским». В нём будут и скучноватые теоретические эссе, и куски старых выступлений, и футурологические зарисовки и рассказы. Один уже опубликован, также готовы три других.

В прошлом году я бы выделил три события.

Это так называемый Критский собор, и не столько он сам, сколько реакция на него многих православных христиан — богословов, пастырей, монашествующих мирян – в самых разных странах, в том числе в России, Греции, Румынии, Молдавии, Украине, Белоруссии, Болгарии, Сербии, Грузии, в странах Запада.

Как я говорил выше, сегодня появилось большое количество людей, способных на хорошем интеллектуальном уровне, с применением серьёзных знаний спорить с теми установками – на размывание православных представлений о единственности истины, на квазипацифизм, на приспособленчество к западным или советским политическим модам, – которые были распространены и жёстко продавливались в 60–80-е гг.

Сегодня всё больше людей, которые хотят видеть свою и только свою религию истинной. В полной мере это касается и православных. Проект экуменизма, религиозного синкретизма, объединения всех религий вокруг чисто утилитарных ценностей типа «борьбы за мир», похоже, исчерпал себя и  провалился. Сегодня все эти установки смешны. Некоторые люди старшего поколения этого ещё не поняли, но дискуссия вокруг Критского собора это показывает. Думаю, и дальше привлекательными, жизнеспособными, активными будут именно те религиозные общины, которые будут говорить: «Истина только у меня, и это касается не этнической группы или какого-то региона, а всего мира».

Другой круг очень важных событий связан с итогами волеизъявления западных обществ – это избрание Дональда Трампа, это практически полная невозможность победы социалистов на президентских выборах во Франции, это Brexit. Наступает конец монопольной власти политических истеблишментов, сформированных после Второй мировой войны и доведших политические культуры до крайней степени политкорректного лицемерия. Правда жизни пробивает себе дорогу! То, что сегодня говорят и Трамп, и Марин ле Пен, и евроскептики, и критики миграции – это никакой не популизм, а просто обычная правда, которую в течение нескольких десятилетий от западных обществ скрывали ради служения мёртвым и лицемерным идейным конструкциям. Сегодня, в условиях децентрализации СМИ и политической жизни, появляется очень много возможностей развенчать мифы, рождённые в период так называемого Просвещения, и все построенные на этих мифах политические системы. Прежде всего имею в виду миф о том, что человек якобы сам по себе хороший, и в свободном состоянии он будет добр и счастлив, мирно устроит идеальное общество. Нет – человек искажён грехом, и без жёсткого воспитания и вмешательства Божия он всегда будет склонен ко злу.

В.Ш.: Отче, если позволите, напоследок небольшая просьба, связанная со спецификой предстоящего совсем скоро, 15 января, дня по сути, нашим профессиональным праздником – Всемирным днем религии. Такой же День есть и у философов – его отмечают в 3 четверг ноября; в этот день мы устроили в библиотеке РАНХиГС собеседование у философского камня. По его окончании один из наших студентов, как это водится у молодых и жаждущих открытия полноты то ли бытия, то ли Истины, представил 10 вопросов с просьбой дать ответ.

Как Вы понимаете, если пытаться давать на них развернутые ответы – получится Катехизис; если на каждый отдельно, вне учета логики и системы, как они были выстроены, – «Человеческая комедия» Оноре де Бальзака. Потому, дорогой о. Всеволод, попробуем буквально – блиц:

  1. Какова природа Вселенной?

прот. Вс.: Отвечу афоризмом, написанным 8-летней девочкой Соней Шестаковой, страдающей аутизмом и почти не говорящей: «Природа – это взгляд Бога вокруг себя». Вот именно так я воспринимаю Вселенную.

  1. Есть ли какое-то Высшее Существо?

прот. Вс.: Есть, и это именно тот Бог, который описан в Библии. Я с этим Богом общаюсь вместе с моими братьями и сёстрами по Православной Церкви. Он для нас абсолютно реален.

  1. Каково место человека во Вселенной?

прот. Вс.: Главное среди всех сотворённых существ, но всё-таки не главное по отношению к Богу.

  1. Что такое реальность?

прот. Вс.: Прежде всего – Бог и невидимый нам духовный мир. Во вторую очередь – мир материальный. Он тоже реален, но имеет лишь временное значение – он был не всегда и в нынешнем виде будет не всегда. И время так же – не всегда было и однажды исчезнет.

  1. Что определяет судьбу каждого человека?

прот. Вс.: Его свободный выбор, но не только. Миф об абсолютности «чистой» свободы, созданный некоторыми философами и богословами, разбивается о реальность человеческого бытия, которую хорошо исследовали авторы аскетических творений. Кроме нашего свободного выбора, нашу судьбу определяют возраст, здоровье и болезни, ограниченность наших знаний, общество, власть, родители, дети, жёны, мужья, Интернет, телевизор, богатство, бедность… Иногда в жизнь человека вмешивается и Бог: Он вовсе не самоустраняется от влияния на нее. Да, Он не программирует нас, не предопределяет наши поступки, хотя и знает, какими они будут до конца жизни каждого человека. Однако Он часто влияет на нас, посылая мысли, встречи, книги, фильмы, меняя обстоятельства нашей жизни, подвергая нас испытаниям — иногда очень и очень суровым.

  1. Что такое добро и зло?

прот. Вс.: Абсолютное добро – это Бог. Мы делаем добро, когда знаем Его единственную и вечную истину, и поступаем в соответствии с ней. Зла, как ни странно это многим слышать, онтологически нет. Даже демоны были созданы добрыми. Тем не менее, мы можем сделать злой выбор, поступая разрушительно по отношению к себе, ближним, обществу. И в этом мы часто руководствуемся демонским влиянием, которое, между прочим, может выдавать себя за влияние Бога. Возьмём хотя бы пресловутого «бога в душе», который одобряет всё, что угодно, и придуман людьми для оправдания греха. Так что – надо быть очень внимательными: зачастую самое изощрённое зло выступает под видом добра.

  1. Почему наша жизнь такая, какая она есть?

прот. Вс.: Потому что мы такие, какие мы есть — не только как личности, но и как коллективное, соборное тело, с нашей свободой и ограниченностью, с нашими добродетелями и грехами.

  1. Каковы идеальные отношения между личностью и государством?

прот. Вс.: Государство должно предоставить человеку свободу принимать решения и действовать во многих второстепенных вещах — например, в экономике, управлении, выстраивании своих жизненных планов. Но при этом государство должно быть не менеджером, а идейным и духовным лидером, способным задавать стратегический вектор развития всего народа, определять его миссию, не кончающуюся на земле, но простирающуюся в вечность. В рамках и контексте этой миссии призван жить, действовать и реализовываться человек.

  1. Что такое любовь?

прот. Вс.: Бог есть любовь; но не всякая любовь есть Бог. То, что люди считают любовью, часто на самом деле является блудом, причём не обязательно грубым, телесным, а душевным, духовным, мысленным. Любая страсть, любая чувственность, не соединённая с разумом и с памятью о Божьих очах, которые нас видят, – это как раз такой блуд. Причём этот блуд может происходить не только между мужчиной и женщиной, но и между правителем и народом, между интеллигенцией и государством, между разными общественными слоями или внутри каждого из них.

  1. Что происходит после смерти?

прот. Вс.: Встреча с Богом и Суд. Увы, не всякий выйдет после него оправданным. Для того чтобы войти в Царство Христово, нужны истинная вера в Него и добрые дела. В Евангелии Он сам ясно говорит об этом; об этом же говорят все Писание и Предание Церкви. Как бы ни хотелось либеральным реформаторам христианства втянуть в это Царство инаковерующих, неверующих, нераскаянных грешников, даже демонов – это уже иная вера, не христианская. Слава Богу, что сегодня люди всё больше это понимают.

В.Ш.: Ваше Высокопреподобие, дорогой о. Всеволод, благодарю Вас за это удовольствие общения! Если позволите, еще раз вспомню о дате 15 января, но теперь уже не в смысле «всемирности» дня, а в грани его лично Вашей конкретности – 25-летия Вашей иерейской хиротонии, Вашего великого делания у Престола Божия, – и передать приветствия и благопожелания от кафедры государственно-конфессиональных отношений – наших коллег, которые Вас высоко ценят!

Ну а мне остается выразить надежду, что эта замечательная традиция новогодне-рождественских собеседований в канун Дня религии еще долго не утратит своей актуальности. Еще раз – благодарю и поздравляем Вас!

Анонсы и новости


Нравится
Поделиться