Интервью с профессором Зульфией Тажуризиной: «В конце концов, мы с Вами имеем возможность «похулиганить» – поговорить об интересных вещах мне еще хочется».

Дорогая Зульфия Абдулхаковна, прежде всего разрешите поздравить Вас с Днем рождения – Вашим славным 85-летием, а уже после благодарить за этот «подвиг» – длинный у нас получился разговор: начали во Всемирную неделю гармонизации межрелигиозных отношений, прошли и Международный день культуры, и Международный женский день (тогда обратил внимание на 2 события – краткий опрос, связанный с восприятием женщины, а также на акцию у стен Кремля – в стиле «отдайте управление миром женщине»), и любимый Вами День международной солидарности трудящихся…

Что-то мне подсказывало, что завершим мы это интервью к лету – не прогадал – будет настоящее академическое чествование юбиляра: с Днем рождения – настоящим Вашим Днем, дорогая Зульфия Абдулхаковна, – крепости, вдохновений, торжества Вам и всем Вашим близким!

 

Так что – прежде, чем обсудить наши главные вопросы – об отношении к жизни в современной России и в связи с этим о религии, о её месте то ли в жизни, то ли в контексте бытия, – сможем вернуться к марту? Не скрою, было бы интересно услышать от Вас как представителя женской половины человечества мнение-комментарий о месте и роли женщин в истории человечества, в частности, в истории России.

З.Т.: По-моему, женщины, этот «второй пол» по выражению Симоны де Бовуар, до сих пор недооценены обществом, в том числе и значительной частью самих женщин. Между тем, они имеют целый ряд преимуществ перед мужчинами: материнство выработало в них чувство ответственности перед семьёй, и не только, – но перед обществом в целом. Мне эта половина рода человеческого более близка, возможно, потому, что я внесла в свой внутренний мир жизни множества девушек и женщин, и, между прочим, мужчин, выслушивая их воспоминания, вникая в их личные проблемы и т.д. Мой вывод: женщины в большинстве своем более романтичны, доверчивы, верны, справедливы, чувствительны к страданиям других людей, самоотверженны. Это – наблюдения на бытовом уровне.

Историки же отмечают, что женщины, участвуя в революционных, например, движениях, нередко проявляли большую смелость, последовательность, верность долгу по сравнению с мужчинами. Замечено, что среди русских революционерок второй половины XIX в. не было ни одной, даже перед лицом смерти выдавшей, предавшей своих товарищей. А среди мужчин таковые были…

Известно, что истоки праздника 8 марта уходят в социалистическую традицию. Социалистическая революция в России, помимо всего прочего, победила благодаря участию в ней пролетарской и крестьянской молодежи – женщины в ней играли огромную роль, как и в последующей жизни страны. А посмотрите на протестные колонны в после-горбачёвско-ельцинский период: большинство здесь женщины – знаю об этом как участница всех этих шествий с 1991 по 2011 гг., пока позволяло здоровье.

Мой лозунг: благословенны трудящиеся женщины всех времен и всех народов!

В.Ш.: В последнее время, с учетом особой черты нашего народа – его эсхатологических акцентуаций и во многом иррационализма, можно услышать различные обеспокоенности и даже толки в связи со 100-летием Социалистической революции. При этом уже более 25 лет мы живем в новой формационной реальности, а наш уклад, наши установки мало изменились – наша социальность при всей ее технологизации и качественном росте скатывается в воспроизводство «совкового гражданина» и вульгарной феодализации. Как Вы полагаете, имеем ли мы более-менее четкое представление о том, в каких условиях, в какой реальности мы – российское общество – находимся и каким понятийно-категориальным аппаратом оперируем, чтобы это адекватно понять? Да и в целом, что это такое – российское общество/государство в его само-ощущении/-идентификации, политико-правовой декларации и каковы его базовые параметры и характеристики?

З.Т.: Уважаемый Вильям Владимирович, Вы задаете очень интересный, провоцирующий, «с подвохом», вопрос. Об «особой черте нашего народа» – это Вы серьезно?

Эсхатологические ожидания присущи настроениям народов всех христианских стран, – они обостряются в периоды социальных катаклизмов (а ныне распространяется и «светский» эсхатологизм, – например, под влиянием передач на РЕН-ТВ). Но весьма сомнительно, что русскому, да и всем народам России были в особой степени присущи таковые «акцентуации». Русские трудящиеся (крестьяне, ремесленники, рабочие, демократическая интеллигенция) – по существу, опора, основа нации – всегда отличались огромной трудоспособностью, а она немыслима без наличия здравого смысла, реалистического восприятия жизни; не случайно распространено мнение о том, что православие для значительного числа населения России было, скорее, обрядоверием. Не случайно и наблюдательный Дмитрий Иванович Писарев заметил, что «самым заметным свойством чисто русского ума» являются «здравый смысл и значительная доля юмора и скептицизма», и что этому уму легко привьется «здоровый и свежий материализм». Он был прав – иначе социалистическая революция 1917 г. вряд ли смогла бы победить. И не формировался бы советский человек, – не тот «совковый гражданин», которого Лев Гудков в статье, на которую Вы ссылаетесь, наградил негативными моральными чертами, но тот, кто обладал такими свойствами, как трудолюбие, взаимопомощь, коллективизм, гражданственность, самоотверженность в защите социалистической Родины, бескорыстие, интернационализм…

В этой связи не могу согласиться с тем, что за последние 25 лет «мало что изменилось» в «нашем укладе, в наших установках», поскольку-де воспроизводятся «совковый гражданин и вульгарная феодализация». Под «вульгарной феодализацией» разумеется социализм? Ну и ну! Почему Вы используете придуманное разрушителями-либералами слово «совковый» вместо «советский»? Черты советского (не гудковского «совкового») человека, действительно, у части населения современной России еще, к счастью, сохранились. Но и при социализме существовали те, кому были присущи эгоизм, индивидуализм, обман, предательство, жажда денег, обогащения, низменных удовольствий, стремление воспользоваться для этого трудом других. Их становилось всё больше в процессе формирования в обществе частно-собственнических, по существу, буржуазных отношений, которые легализовались в «дикий капитализм» после контрреволюционного переворота в августе 1991 г.

Общественный строй, складывающийся с конца 80-х гг. прошлого века, калечит нравственность общества.

Каким понятийным аппаратом мы пользуемся, чтобы постичь современную социальную реальность? Наверное, разные люди пользуются разными понятиями при осмыслении нынешней жизни. Есть, например, мнение о том, что наконец-то, в России победили демократия, свобода, что господство рыночных отношений приведет страну к экономическому процветанию, а распространение и укрепление религии в стране, строительство огромного числа культовых построек обеспечит высокий моральный уровень нашего населения. Думаю, что для понимания процессов, происходящих в стране, целесообразнее использовать марксизм с системой его понятий и категорий [закономерность, формация, классы, способ производства, собственность (частная, общественная). базис и надстройка, их соотношение…].

В нашей стране буржуазно-феодальный строй с 1917 г. уступил место социалистическому. Но с чем связано после 1991 г. легальное возрождение капитализма в его наиболее отвратительном виде? – Существует такая закономерность: смена формаций не происходит гладко, без реставраций. – Почему? Революция опрокидывает старые традиции, за которыми стоят прежде господствовавшие социальные слои. Но ведь они в целом никуда не делись, хотя часть их в процессе переворота могла быть физически уничтожена. Например, переход от феодализма к капитализму совершался не сразу – вспомним о нескольких этапах английской и французской революций и о процессах реставраций прежних устоев. Общество шаг за шагом освобождалось от феодализма, расчищая путь к установлению нового, буржуазного, строя.

Но уже в XIX в. назревала пора новой формации – социалистической, что проявилось в чартистском движении и в Парижской Коммуне. Они были подавлены. Эта новая формация впервые в истории человечества победила в России, и в течение нескольких десятилетий советская власть – власть трудящихся – удерживала устои социализма, доказав (при всех её издержках) преимущества последнего перед капитализмом для жизни большинства населения.

Однако, как правило, в новом обществе с течением времени неизбежно прорастают многовековые традиции старого общества, – ведь их носители не исчезают сразу, не говоря уже об их потомках, – и в нашей стране кто-то из них проникал и на руководящие посты разных уровней, Возрождение и развитие частнособственнических тенденций в экономике подкреплялось наличием капиталистического окружения и вело к изменениям на уровне обыденного сознания и в идеологической сфере: усиливалось влияние религии и религиозной философии – закономерных спутниц и защитниц антагонистических обществ. Таким образом, прошлое взяло реванш над настоящим и, возможно, будущим.

Вы спрашиваете, что являет собою наше общество и каково его самоощущение?

Много говорить об этом в жанре интервью неуместно, но суть общественного строя, сложившегося в России, ясна любому живущему в ней – это капитализм на ранней, «дикой» его ступени: общенародная собственность захвачена небольшой группой в частную собственность. Существует громадный разрыв между уровнем жизни этой небольшой кучи (именно так!) и большинством населения РФ, лишенного возможности полноценно питаться, лечиться, учиться, трудиться и отдыхать. В порядке компенсации для этого большинства в стране строятся всё новые и новые здания церквей, в СМИ широко и изобретательно распространяются религиозные идеи. Но уровень нравственности в современном обществе не только не возрос в сравнении с обществом советским, но оказался гораздо ниже последнего. Всё это закономерно связано с тем, что «оптимизируются» медучреждения, сокращается количество школ, закрываются библиотеки, я уже не говорю об общеизвестном состоянии нашей промышленности и об исчезновении тысяч сёл и деревень.

Исходя из сказанного, обнаружим, что самоощущение каждого социального слоя в РФ специфично: владелец незаконно присвоенных (только так!) миллионов и миллиардов рублей или долларов ощущает себя властелином над обстоятельствами, над «быдлом». Для части расплодившегося российского чиновничества «служба», позволяющая незаконно обогатиться, порождает ощущение самодовольства, безнаказанности, своеволия, равнодушия к нуждам населения. О самоощущении российских бомжей, коих в РФ ныне немало, больно даже подумать. А у очень многих рядовых граждан РФ, предполагаю, самоощущение униженности, собственной несостоятельности, невозможности самореализации.

Вы, уважаемый Вильям Владимирович, спрашиваете меня, наконец, о том, каковы «политико-правовые декларации российского общества-государства и его базовые параметры…». Сознаюсь, увы, в своей полной некомпетентности в этом вопросе.

В.Ш.: Еще один, частный, уточняющий вопрос: какой урок и/или вывод из истории нашего Отечества в ХХ в. для Вас может быть главным и какой второстепенный, второго или третьего порядка?

З.Т.: Урок и вывод – это разные вещи… Устоявшийся ответ на этот вопрос – никакой. Надо же уточнить – для кого урок? Если для меня, прожившей в ХХ в. больше половины сознательной жизни, – то недостаточная ответственность как педагога в деле воспитания подрастающего поколения в духе коммунистического учения. Тогда казалось: само собой понятно, что идеи коммунизма живут в сознании почти каждого советского человека. Конечно, на тех занятиях по философии религии или по истории свободомыслия, где речь шла о понимании религии зарубежными и отечественными марксистами, я стремилась показать преимущества марксистской трактовки общества во всех аспектах последнего. А в последние десятилетия не забывала при случае произносить фразу: «Частная собственность – самая кровавая вещь (явление, дело) в истории человечества», хотя исторически оказавшееся неизбежным.

Урок для Коммунистической партии – упущенная возможность и необходимость постоянной работы над творческим развитием марксистской теории и претворением ее в жизнь.

В последние десятилетия ХХ века наши официальные идеологи и в самом деле неважно знали, в каком обществе мы живем (Ю.В. Андропов), и каковы тенденции его эволюции. Разработчики и пропагандисты во многом догматизированной и формализованной идеологии не сумели постичь начало и развитие процесса реставрации антагонистических отношений, соответственно, противостоять ему. Более того, формализация идеологии отразилась на равнодушном ее восприятии со стороны части населения страны. Часть творческой интеллигенции, давно мечтавшая об идеологическом и социальном реванше, разными путями добивала доверие к Компартии и к ее идеологии, распространяя в художественной литературе, искусствоведении, литературоведении, в СМИ идеи разных религий, мистику, оккультизм и т.д.

Одним из не выученных до сих пор уроков для Компартии является также недостаточная требовательность к приему в ее ряды с конца 50-х гг.: на излете советской власти она «разбухла» до 15 млн человек. В нее вступило много карьеристов, – иные из них типа Э. Шеварднадзе или А. Яковлева потом не скрывали своей ненависти к советской власти. А бывший Генсек КПСС М.С. Горбачёв в безопасное для себя время бесстрашно заявил: «Целью всей моей жизни было разрушение коммунизма». И в наши дни в руководящий состав партии иногда попадают люди, которые потом оказываются предателями. Вопиющий пример последнего времени – П.К. Вороненков, бывший депутат Государственной Думы. Мне как коммунисту по убеждениям хотелось бы, чтобы партия извлекла из этого (и аналогичных) фактов поучительный урок.

Урок для государства: нарушения законности при обвинении людей в политической неблагонадёжности, с трагическим исходом для обвиняемого, – способствуют утрате доверия к правящей элите и данному государству в целом, а в конце концов, – и его разрушению.

В.Ш.: Зульфия Абдулхаковна, а если попытаться определиться с характеристиками (качествами) среды своего бытования, включая и средства (институциональные и политико-правовые), какими мы в этой среде оперируем, было бы интересно, какие противоречия, которые, собственно, и являются двигателем основных трансформаций в обществе – его сознании и на институциональном уровне – в его структурах Вы бы выделили? Какой Вы видите динамику социально-политических отношений?

З.Т.: Суть первой половины этого сложного во всех отношениях вопроса я не поняла. Почти то же – насчет второй половины вопроса.

Какие противоречия в сознании и структурах общества (имеется в виду, судя по всему, наше время) являются двигателем основных изменений в обществе? – Не знаю.

Наше общество мне представляется в целом аморфным и апатичным, противоречия в нем – как бы смазанными, – до «двигателей» им надо расти и расти. Пока что идет борьба РПЦ за расширение своего влияния в обществе; это вызывает протест со стороны антиклерикалов, атеистов, светских гуманистов, который проявляется и в уродливых формах (типа пусси-райот или «покемонов»). При этом возможности укрепления своих позиций пока на стороне религиозных организаций, то есть, это противостояние пока не способствует позитивным изменениям в обществе.

Существуют, естественно, и противоречия в политическом сознании общества: идет полемика между разными политическими силами, но она пока не является «двигателем» общества, поскольку идейные платформы полемизирующих не вызывают энтузиазма сколько-нибудь широких слоёв населения. Но фактом является всё более углубляющийся антагонизм между сверхбогатыми и значительной частью населения России, живущей в крайне стесненных обстоятельствах, и он во всей своей «прелести», с катастрофическими последствиями для страны, объективно освещается в коммунистической печати. Протест против такого положения приобретает всё более массовый, организованный, осмысленный характер, и с течением времени может стать «двигателем» кардинальных реформ в жизни России. Социалистические идеи еще не исчезли из общественного сознания. Тенденцию к расшатыванию существующих ныне социально-политических порядков можно усмотреть в движении против коррупции, которая ассоциируется с российскими миллиардерами и госчиновниками. В известных демонстрациях 12 июня, «вдохновлённых» В. Навальным, преобладала молодежь. Известно, что все сколько-нибудь заметные преобразования в обществе совершались благодаря активности молодых – будущего страны. Сменить строй на социализм «навальнятки», естественно, не смогут, потому что не ставят такой цели – это не в интересах их вдохновителей. Преобразования, если бы таковые вдруг свершились в рамках расширившегося движения «навальнят», произошли бы во имя смены одной буржуазной власти другою, тоже буржуазною, при которой коррупция явно не исчезнет. Конечно, будь во главе коммунистов В.И. Ленин, он мог бы вовлечь движение молодежи против коррумпированной власти в борьбу за социализм, но Ленина у нас пока нет.

В.Ш.: В контексте означенных проблем обращает на себя внимание специфика нашей профессиональной деятельности – воспроизводства кадров, ориентированных на проблемы религиоведения и обеспечения государственно-религиозных, общественно-религиозных, межрелигиозных отношений. Безусловно, эти вопросы всегда будут актуальны, но проходят годы… Уважаемая Зульфия Абдулхаковна, как видится будущее, на Ваш взгляд, в свете актуализации проблем из дня сегодняшнего?

Как Вы видите, какова роль не только профессиональных ассоциаций (сообщества), но и проводимых форумов в этих процессах, и какие главные и частные задачи стоят перед ними как на уровне страны, так и в региональном разрезе?

З.Т.: О воспроизводстве кадров религиоведов для последующего успешного выполнения ими перечисленных функций практического характера? По-моему, каким бы ни было использование религиоведов в социально-политической сфере, главная задача при формировании и воспроизводстве религиоведческих кадров – ориентация на научное творчество, на поиски новых методов исследования религии, в том числе теологии. Кстати, существовавшая на протяжении столетий теология не внесла позитивного вклада в научное постижение религии, а только тормозила этот процесс. И если профессиональным теологам удавалось расширить знания о религии, то лишь потому, что они использовали не теологические, а научные методы подхода к религии. Итак, только творческое овладение научными знаниями о религии, их развитие, умножение будет надежной основой для их использования в практически-общественной сфере. Само по себе привлечение учащихся духовной академии к религиоведческим изысканиям – дело полезное, глядишь, – и как некогда Дидро, они смогут превратиться из теистов в деистов, а там и до атеизма недалеко. Однако считаю неразумным включение теологии в состав научных дисциплин.

К сожалению, я почему-то не задумывалась о существовании религиоведческих сообществ, принципах их организации, о характере их деятельности. Время от времени встречала их названия в Интернете, но сами по себе они меня совершенно не интересуют, что, очевидно, свидетельствует об узости моего кругозора. Мне было (и до сих пор) интересно религиоведение как научная область – само по себе; что же касается разных сообществ, то пусть их будет как можно больше, главное – чтобы они дружили друг с другом и не вступали в конфронтацию. Пожалуй, если бы организовалось сообщество религиоведов-марксистов, я бы тоже вошла в него.

В.Ш.: Если позволите, хотелось бы затронуть деликатную проблему – поговорить о мировоззренческих аспектах нашей жизни – что есть «религия» и что есть «атеизм»? Не так давно, ради ответа на вопрошание прот. Якова Кротова, пришлось поразмышлять над дефиницией религии. Согласитесь ли Вы с тем, что религия – возникающий на фидеистских интенциях (и/или эмпатии) субъекта опыт отчуждения модели отношений с миром (А – не-А), включая собственное Я, и предстающий в форме метафизической системы, в которой ино-бытие (трансцендентное) и его проекции (сакральное, ценностное, включая механизм взаимодействия) довлеют бытию (профанному) и переживаются (непосредственно/прямо [катафатически] или инверсивно [апофатически]) в категориях долженствования, субординации и трансгрессии. Религия, таким образом, является сложным (полифункциональным) объектом.

З.Т. Мировоззренческие аспекты нашей жизни – это, действительно, деликатная проблема, ибо отстаивание права на собственное мировоззрение может у кого-то вызвать идиосинкразию. А насчет предложенного Вами определения религии могу сказать, что пока не улавливаю его смысла. Но предполагаю, что Вы, как всегда, провоцируете собеседника, или, если хотите, читателя, – для того, чтобы последний остерегался упрощенного, поверхностного подхода к религии и всегда имел в виду, что религия и в самом деле – «сложный полифункциональный феномен». Таким образом, Вы ставите преграду банальностям, настраивая собеседника на серьезный лад.

Этим, видимо, обусловлено и то, что в представленном Вами рассуждении не все слова употреблены в их общепринятом значении («эмпатия», «довлеть», «апофатическое», «катафатическое»…). Далее, Вы говорите здесь только о монотеистической религии, развитой до религиозной философии. Как будто первобытных верований и политеистических религий не существовало или не существует… впрочем, замечу, что здесь в принципе воспроизводится позиция Лактанция, для которого термин «religio» относился только к христианству, а любая иная религия характеризовалась как «superstitio», суеверие. С другой стороны, в Ваше рассуждение включены понятия религиоведческого характера («отчуждение», «полифункциональный объект», «опыт, предстающий в форме метафизической системы»), что заставляет меня, например, встрепенуться и еще раз прочувствовать многомерность религии как феномена.

Не знаю, насколько я разгадала Ваш «хитрый» приём, но в целом он представляется мне оригинальным и плодотворным, как и многое из того, что исходит от Вас как ученого и преподавателя. Надеюсь, Вы на меня не обидитесь… Думаю, что обсуждение сверхсерьезных вещей (а таковой является религия) в жанре интервью не совсем уместно, но «похулиганить» можно – поговорить об интересных вещах мне еще хочется…

Кстати, Вильям, а на Ваш взгляд, есть ли на деле то, что лежит в основе того, что мы именуем религией?

В.Ш.: Дорогая Зульфия Абдулхаковна, вполне так и есть – с моим определением трудно согласиться: мы пленники нашего языка-чутья – мы вряд ли можем выйти за границы языковой картины мира, а всякий ино-культурный феномен требует чувственно-практической интерпретации-сличения прежде, чем сказать / установить подобие. Тогда дерзну предложить еще одно, упрощенное: религия – эпистема жаждущего бытия (самосознания).

Я рад, что проф. А.В. Кузнецов недавно дал подсказку – напомнил нам, что если уж «разбираться» с латинской «религио», а не поздней «монастырской», то этимологически re-ligio – это никакие не благочестие, связь или отношения, как мы об этом говорим вслед Цицерону и Лактанцию, а все то же банальное «блуждание во тьме». И эта «темность» – она ведь всегда и всюду, на каком бы уровне бытия ты не находился, сколь не просвещайся; но об этом позже. Сейчас же добавлю тезис, который прозвучал в еще одном нашем собеседовании с религиоведом-бакалавром – Ильей Сапаном: «религия – базовое ядро, продукт метафизических систем, а его онто-гносеологический, философский “антидор” – идеология».

Так вот – прихожу к выводу, что понятие «религия» в своем формальном, пустом, каркасном изводе есть не что иное как (суть) противоречие, снимаемое / выражающееся в культе (= форма), который, в свою очередь, есть (суть) установление тождества между сформированной в результате снятия новой реальностью (= природа) и условиями ее появления. Природ может быть сколько угодно – все зависит от противоречия, способного быть снятым – задавать реальность, реализоваться как сущность. И каждое новое воплощение/становление/разворачивание реальности есть не что иное как взыскание себя – вхождение в свою полноту, в полному себя – соотнесение себя в умопостижении с умопостижением – именем. А это не что иное как неизменно повторяющийся праксео-гносеологический акт: мифология извечно беременна – вынашивает философию, из которой рождается пожирающая их наука, и так до бесконечности. Форма форм – вот образ Бога, открывающий и прообразующий диалектику реальностей – их бытие. Соотношения их – принцип, лежащий в основе бытия=жизни, потому в динамике и мерности мы ощущаем полноту, гармонию, потенцию и смысл начинает быть лишь как опыт и открытие этих закономерностей, их мерности с учетом уровня/вида реальности.

Вот и судите, есть ли то, что открывается как Дух бытия, что открывается как форма Бытия, а разом они указуют и свидетельствуют суть – сущее, определяя сущность.

Похоже, перед нами новой вызов – проблема новой типологии и классификации того, что мы привыкли именовать религией, но не совсем четко представляли себе ее природу.

Не знаю, удалось ли похулиганить, но кураж, похоже, вполне состоялся.

З.А.: Ну, вот опять «кураж»… в своей изысканной религиозно-философской манере Вы опять ведете собеседника по труднодоступным извилистым лабиринтам предполагаемого определения религии. Видимо, не случайно (и, думаю, вполне справедливо) Вы употребили слово «тёмность», рассуждая об этом. Она, эта тёмность, проявилась уже в лаконичном, но многозначном определении религии как «эпистемы…»: что это? – жажда знания о [вечном] бытии? А, может быть, жажда обретения самосознания? Или речь идет о некоем роде бытия – самосознании, жаждущем обрести Знание? Что касается пространного «лабиринта», то, скорее всего это вербальный ОБРАЗ СЛОЖНОСТИ феномена «религия», практически невозможности выявить ее сущность в нескольких предложения. Интересно, возможно ли создать художественный ОБРАЗ, в котором отразилась бы вся сложность этого феномена? – Не «Чёрный же квадрат» Малевича…

Впрочем, я ведь спросила у Вас, в чем Вы усматриваете основание религии? И вот, прорываясь сквозь «темность», кажется, уловила смысл Вашего – теологического по существу – ответа: основу религии составляет Дух бытия, т.е. Бог, как понимаю. Он же «задал реальность», бытие, жизнь, благодаря чему мы воспринимаем полноту, гармонию и мощь этой реальности и даже открываем закономерности.

У меня, как Вы знаете, другое мнение на это счёт, но с Вашим выводом из «лабиринта», выраженном в последней фразе – о «новом вызове» – я совершенно согласна. А потому не пора ли нам, уважаемый Вильям Владимирович, перейти от Ваших многозначащих, великолепных определений, зовущих, с одной стороны, в мир сверхъестественный, а с другой, – в область постоянного поиска наиболее плодотворных методов постижения религии, – к «житейской прозе»?

Вернемся от занимательных интеллектуальных игр к реальности, в том числе к тому же поставленному и принципиально решенному Вами вопросу об основе религии. Естественно, что при этом возникает потребность в определении религии. Оно, как и любое определение, на мой взгляд, должно лаконично (поскольку это о-предел-еление) выразить ее сущность, хотя понимание последней совсем не однозначно.

Вот, например, типичные по объему определения религии (в их смысл мы в данном случае не вникаем), которые мы находим в сочинениях признанных выдающимися мыслителей:

Религия есть «внешний культ, посредством которого люди выражают свое почитание Бога» (Т. Гоббс); «признание существования невидимой разумной силы в мире» (Д. Юм); «познание всех наших обязанностей как божественных заповедей» (И. Кант); «сознание открывающего себя разума» (Г.В.Ф. Гегель); «сущность религии в том, что глубоко человеческие отношения воспринимаются как божественные» (Л. Фейербах); «способность ума постигать бесконечность в разных формах» (М. Мюллер); «символическое выражение наших высших этических идеалов» (Э. Кассирер); «символическая модель, формирующая человеческий опыт, – как познавательный, так и эмоциональный» (Р. Белла) и т.д. Скоро увидим, что определение религии Энгельсом не намного объемнее выше приведенных.

Вы представили в красивой затейливой форме вариант теолого-философского понимания сущности религии. Позвольте мне в простой прозаической форме лишь напомнить о материалистической традиции понимания религии и ее основаниях.

Я полагаю обоснованной и не утратившей своей полезности для гуманитарных наук марксистскую теорию религии. Она общеизвестна, поэтому воспроизводить ее здесь излишне, но не лишним будет напоминание о том, что в соответствии с этой теорией в основе религии лежит не сверхъестественная сила, а реальные земные обстоятельства, неблагополучие в общественных отношениях…

Мысль о том, что существование религии обусловлено не сверхъестественными (богами, Богом), а естественными причинами, возникла еще в новаторском творчестве философов древней Греции и Рима – Ксенофана, софистов, Эпикура и Лукреция, не исчезала в Средние века (теория «трёх обманщиков»); обнаружилась в культуре Возрождения в учениях П. Помпонацци, Д. Бруно, Д. Ванини; наконец, нашла свое разностороннее развитие в Новое время, в частности, в творчестве французских и немецких просветителей XVIII века. П. Бейль, Т. Гоббс, Д. Толанд, Д. Юм, И. Кант, Г.В.Ф. Гегель ведь не считаются, собственно, философскими материалистами, но высказали очень ценные, важные идеи, которые способствовали укреплению материалистической позиции, в том числе, и в осмыслении религии.

И вот уже я радуюсь, Вильям Владимирович, видя, что Вас с Карлом Марксом явно связывает что-то. Что? Выразительность, образность, парадоксальность стиля изложения мыслей, например: «Религия – это логика превратного мира в его популярной форме», «сердце бессердечного мира», «дух бездушных порядков», – каково? Или: религия «претворяет в фантастическую действительность человеческую сущность, потому что человеческая сущность не обладает истинной действительностью». А особенность религии объясняется «саморазорванностью и самопротиворечивостью земной основы». Ну, что ж, кто захочет понять, разберется, – то же отношу и к Вашим «определениям», – разберутся. Язык, слог его соратника Фридриха Энгельса не менее выразителен и ярок, и в то же время – как бы это сказать, более доступен, что ли.

В общеизвестном когда-то, но уже позабытом многими нашими религиоведами энгельсовском определении религии, мы, возможно, уловим всё же, пусть не в полной мере, сущность религии. Энгельс исходит из диалектико-материалистического тезиса о том, что в человеческом сознании (а под «человеком» имеется в виду не просто индивид, а «совокупность общественных отношений») по-разному отражаются разные стороны действительности. В определении Энгельса есть объект отражения – «силы, которые господствуют над человеком в его повседневной жизни», и форма отражения – «фантастическое» отражение, «в котором земные силы принимают форму неземных». По смыслу сходно с тем, давнишним, марксовым «претворением человеческой сущности». Но насколько здесь точно всё выверено! Силы, которые господствуют? Неявно имеется в виду бессилие противоположной стороны, т.е., человека. Существенное дополнение: «в его повседневной жизни»… (о не «повседневных» природных катаклизмах, толкающих людей к религии, писали, уже начиная с Демокрита). И т.д., – ликбез здесь неуместен. Можно, конечно, сказать, что оно устарело. Но ведь история человечества последних тысячелетий доказывает: чем менее свободен человек (как совокупность общественных отношений»), тем большее он тянется к религии. И это обобщено в энгельсовском определении, которому уже около 140 лет. Почти всё прошлое столетие в соответствии с ним советские историки, философы, этнографы успешно занимались исследованием религии в разных ее формах и в разные её времена. Ну, наверное, не глупцами же они были, в конце концов. Общеизвестно, что марксистская концепция религии была одной из самых влиятельных в ХХ веке: и даже немарксисты, например, Э. Фромм, Х. Джонсон, идеологи «теологии революции»… – они тоже ощущали ее обаяние.

В то же время марксистская теория религии, вобравшая в себя и теоретические изыскания после Маркса и Энгельса, может дополняться, конкретизироваться корректироваться в соответствии с новыми фактами и открытиями, И даже новыми словами, что вполне естественно в процессе эволюции языка: например, в работах И.Н. Яблокова вместо привычного «корни религии» читаем: «основы религии», а вместо «социальные корни» – «социумные основы» («силы, которые господствуют в повседневной жизни»). При этом понятие основ религии расширяется: называются космические, атмосферные, геотектонические, антропологические, антропные, социокультурные основы, и всё это, как и детализированное определение религии, в принципе соответствует диалектико-материалистической марксистской теории религии (определяющими в конечном счете являются материальные отношения).

Замечу, что установление тесной связи, взаимозависимости между религией и ее действительной основой – особенностями социальной жизни – создает возможность более глубокого знания не только о религии, но и о самой действительности: ведь по особенностям отражения можно судить о процессах, происходящих в отражаемом. Например, на протяжении последних десятилетий в нашей стране не спадает уровень религиозности населения, а, наоборот, кажется, возрастает. Какие стороны, особенности современной социально-политической в России отражаются в этом факте?

Полагаю, что марксистская теория религии вкупе с энгельсовским определением последней по-прежнему актуальна и эвристична. И нам не следует забывать о мыслителях, совсем не случайно называвшихся основоположниками того внушительного, весьма авторитетного и оправдавшего себя направления в философии религии, которое оплодотворяло в течение столетия религиоведческую мысль и продолжает оплодотворять ее и в наши дни.

Наверное, пора нам завершать наш разговор – у нас, как помнится, речь шла о понимании основ религии с двух разных точек зрения дружелюбно настроенными по отношению друг к другу людьми.

В.Ш.: Спасибо, дорогая Зульфия Абдулхаковна, – пойдем дальше. Как Вы полагаете, почему Российское Государство, довольно щепетильно относясь к регулированию и регламентированию всех и всяких отношений в каждой из сфер жизни общества, за 25 лет новейшей истории имеет лишь один ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» – можно даже сказать, что категорически отказывается иметь государственную политику в сфере общественно-религиозных отношений.

З.Т.: Вильям Владимирович, но у меня сложилось впечатление, что, наоборот, ныне государство, обходя ФЗ об отделении церкви от государства, вступило в теснейший союз с религиозными организациями (в широком смысле – с Религиозной Организацией, представленной, в нашей стране главным образом, Православной Церковью). Более того, иногда мне кажется (могут меня упрекнуть: если кажется, перекрестись!), что руководители государства робеют перед церковным руководством, безоговорочно предоставляя ему возможность проникать в любые сферы социальной и культурной жизни. К тому же буржуазному государству религия как идеология весьма удобна для сглаживания социальных противоречий. Мой любимец – умница Александр Николаевич Радищев еще вон когда! писал: «Власть царска веру охраняет, власть царску вера сохраняет: союзно общество гнетут…».

В.Ш.: Уважаемая Зульфия Абдулхаковна, если позволите, небольшое уточнение. Первое: с философской точки зрения любая ли деятельность человека представляет собой творческий акт, если учесть, что как субъект, так и объект отношений после взаимодействия становятся хоть на немного, но все же иными, чем были до него. Можем ли мы считать себя творцами жизни – что для этого нужно, каким должен быть человек?

З.Т.: Согласна с Вами, что в процессе взаимодействия творческого субъекта с объектом (с той или иной личностью, коллективом или обществом в целом), и они «становятся хоть ненамного, но всё же иными». Понятно, что с любой точки зрения не всякая деятельность есть творческий акт. Для свершения подлинно творческого акта человек, прежде всего, должен ощущать себя органичной частью той части человечества, которая заботится о благополучии общества и его будущем; он должен обладать внестандартным мышлением – осознавать благородную цель совершенствования окружающего мира и самого себя, настойчиво и последовательно осуществлять эту цель. Кстати, в этом году в серии ЖЗЛ вышла очень необычная по стилистике и характеру размышлений 900-страничная книга Льва Данилкина «Ленин. Пантократор солнечных пылинок», где Ленин предстает как живой человек во всём разнообразии своей творческой личности, при этом – как великий преобразователь России во многом благодаря развитию теории и ее практическому применению в целях создании нового общества. Когда я порекомендовала книгу своей хорошей знакомой, она воскликнула: «Но он (Данилкин. – З.Т.) ведь либерал!». Любопытно, что в одном из многочисленных отзывов на книгу в Интернете можно прочитать: «Берегись, Данилкин! Либеральная интеллигенция России никогда тебе этого не простит!»

В.Ш.: В завершение нашего разговора небольшая просьба, связанная с Международным днем философии и Всемирным днем религии, – в библиотеке РАНХиГС мы по осени устроили собеседование у так называемого «философского камня», а по его окончании один из наших студентов, как это водится у молодых и жаждущих открытия полноты то ли бытия, то ли Истины, представил 10 вопросов с просьбой ответить на них. Будем рады и Вашему мнению, дорогая Зульфия Абдулхаковна, если позволите, в формате блиц:

1. Какова природа Вселенной?

З.Т.: Бесконечно многообразная. – Это предполагал еще Б. Спиноза, говоря о том, что мы знаем (пока) только о двух атрибутах субстанции, – протяженности и мышлении; на самом деле атрибутов может быть бесконечно много.

2. Есть ли какое-то Высшее Существо?

З.Т.: Допускаю возможность более совершенных цивилизаций во Вселенной, по сравнению с которыми земное общество находится на более низкой ступени развития, – это согласуется с диалектико-материалистическим мировоззрением. Но возможный представитель некоей высшей цивилизации – это не есть некое сверхъестественное абсолютно Высшее существо, создавшее природу, землю, человека, диктующее свою волю человечеству и наказывающее людей за невыполнение «заповедей».

3. Каково место человека во Вселенной?

З.Т.: Не последнее…

4. Что такое реальность?

З.Т.: Всё: материальная и духовная сферы, в которых мы существуем, и в этом смысле мы тоже – часть реальности.

5. Что определяет судьбу каждого человека?

З.Т.: Во многом он сам (его генетические и приобретенные особенности, социальная, культурная и нравственная атмосфера, в которой он воспитывался и трудился), но также не зависящие от него реальные обстоятельства, в том числе и случайности.

6. Что такое добро и зло?

З.Т.: В ответе на этот вопрос я следую мнениям Фридриха Энгельса и Владимира Ильича Ленина (скажете: устарело? Но они поновее привычных ссылок на сборник лревнееврейских книг – Библию!). Энгельс в работе «Анти-Дюринг» обратил внимание на то, что представления о добре и зле были различными в разные времена и у разных классов. Но в общем добро означало те явления в жизни людей, в том числе их поведение, которые получали положительную нравственную оценку со стороны общества или класса. Соответственно, злом считалось то, что получало отрицательную оценку. Для Ленина высший тип нравственности – коммунистическая нравственность

7. Почему наша жизнь такая, какая она есть?

З.Т.: Потому что мы родились именно в данный исторический отрезок времени. И от длительности жизни индивида во многом зависит, какие метаморфозы претерпит окружающая его жизнь и, соответственно, восприятие этих метаморфоз как того, что есть, существует в каждый период его пребывания на Земле.

8. Каковы идеальные отношения между личностью и государством?

З.Т Соучастие в строительстве справедливого общества, взаимопонимание.

9. Что такое любовь?

З.Т.: Наиболее благотворное, благородное, плодотворное свойство человека и человечества наряду с ДРУЖБОЙ: Нежность, преданность, бескорыстие, самоотверженность в отношении достойных любви!

10. Что происходит после смерти?

З.Т.: Человек – часть великого организма, называемого человечеством. И, подобно тому, как клетки тела отдельного индивида отмирают и вновь рождаются, пока человек жив, так и в человечестве – одни рождаются, другие умирают. Смерть отдельного человека (прежде всего, собственная) – не трагедия для него, если он убежден в длительном существовании целостного организма. Для неверующего человека его собственная предстоящая смерть – возвращение в неорганизованный мир атомов и молекул Вселенной, возвращение в «родную» Вселенную. Трагедией же для него является утрата близких, к которым относятся не только родственники, но и особенно близкие ему по духу представители человечества независимо от времени их жизни. Мой муж, например, не может читать в воспоминаниях современников Пушкина о его дуэли, ранении и смерти… – вот что происходит в душе живущего, трагически воспринимающего смерть давно умершего близкого. Значит, последний для него жив.

 

В.Ш.: Уважаемая Зульфия Абдулхаковна, благодарю Вас за этот увлекательный разговор. И вновь – прошу принять наши благопожелания – крепости, вдохновений, изобилующей красками жизни Вам и вашим близким!

З.Т.: Вопросы, задаваемые Вами, уважаемый Вильям Владимирович, свидетельствуют о Вашей завидной теоретической оснащенности в сферах экономики, политики, истории, философии, религиоведении. Полагаю, что, если бы Вы сами стали раскрывать их, то ответы в совокупности составили бы интересную оригинальную книгу. Мне в данном случае повезло гораздо меньше ввиду недостаточной компетентности, и я ощущаю банальный характер своих ответов. – И Вам спасибо за то, что означенные обстоятельства побуждают меня к расширению познаний.