От Пискатора до Мунка: повседневность и трансгрессии – века подглядывания

В Третьяковской галерее проходит ряд знаковых выставок, посвященных творческому наследию знаковых не только для своего времени фигур – Пискатора до Мунка. Как они оказались соединены временем в пространстве вполне можно охарактеризовать цитатой Д. Хармса: «Философ бил в барабан и кричал: “Я произвожу философский шум! Этот шум не нужен никому, он даже мешает всем. Но если он мешает всем, то значит он не от мира сего. А если он не от мира сего, то он от мира того. А если он от мира того, то я буду производить его”»

14 Июля в рамках открытого семинара проекта «Идеократия: образы, знаки, смыслы» состоялось наблюдение за структурой среды обитания – образами и их качественными характеристиками в публичных пространствах – музее, магазине, улице. (Среди прочего можно порассуждать и о «Матрице ответственности: концентрация смыслов», и даже в стиле «Сказки о собственности».)

Итак, после Третьяковки прошли через ГУМ – а вдруг там опять обретется нечто диковинное (ранее ведь уже были замечены новации) – и не ошиблись: в городе стала активно уплотняться лубочная «диковинность» – она стала повседневностью – она уже в стилях и вкусах, повадках и реакциях, горожан. У граждан заметно упала филологическая грамотность – лубок и вульгарный в своей эклектичности примитивизм, похоже, становится нео-московским стилем – здесь даже памятникам начали устраивать рукотворные тупики. Так что –да, факт: социокультурные среды уже стали объектом манипуляции – их активно не просто виртуалят, их намеренно превращают в симулякр – фэйк-виртуал. (Спустя некоторое время брусчатку, которая заменила асфальт, также сдерут – перелицуют; под неё установят сообразных форм и видов декорации – малые архитектурные и скульптурные композиции; полиция же, по традиции, будет обеспечивать эксперимент – будет следить и точечно, под улю-лю СМИшников, оказывать давление – будет прививать вкус к новой, на тот период политически актуальной, нормативности. И настанет время, когда Россия вновь удивит Мир – выяснится, что социал-коммунистического эксперимента здесь оказалось недостаточно, и реализуется очередной, постмодернистский, когда Государство – это как ЧВК.) Ну а горожане, глазея в среде и на среду – артефакты среды, – будут делиться, как смогут, эмоциями. Смогут ли мыслями – большой вопрос…

Проф. А.В. Кузнецов ведь не даром, со ссылкой на Гегеля, замечает: «Безотрадно замечать, что невежество и даже та его форма, как безвкусная дикость, которая неспособна удерживать свою мысль и на одном абстрактном положении, а ещё менее, на взаимосвязи многих, утверждается чуть ли не в качестве свободы и толерантности мысли и даже чуть ли не в качестве гениальности» и добавляет: «Так как человек есть дух, то он смеет и должен считать самого себя достойным величайшего, и его оценка величия и силы своего духа не может быть слишком преувеличенной, как бы он ни думал высоко о них; вооруженный этой верой, он не встретит на своем пути ничего столь неподатливого и столь упорного, чтобы не открылось бы перед ним. У скрытой и замкнутой вначале сущности вселенной нет силы, которая могла бы противостоять дерзанию познания; она должна раскрыться перед ним, показать ему свои богатства и свои глубины и дать ему наслаждаться ими». Тут ведь дело такое… – Гегель, судя по всему, с первого дня думал, что создаёт СИСТЕМУ науки… И рассчитывал, судя по всему, до последнего дня, что и постигать его творения будут системно – от начала до конца… А потом, в обратном порядке…

Поэтому у меня «немного иной вариант его прочтения»:

(из лекций об истории религии) «То, благодаря чему человек человек и есть, это размышление вообще, конкретная мысль, точнее та, что он – дух; от него уже как духа исходят разнообразные произведения наук, искусств, интересов его политической жизни, отношения, которые относятся к его свободе, его воле. Однако все эти разнообразные творения и дальнейшие узлы человеческих отношений, деятельности, наслаждений, всего, что имеет для человека ценность и достойно внимания, в чём он ищет своё счастье, свою славу, свою гордость, находит своё последнее средоточие в религии, в помыслах, памяти, чувстве бога. Бог есть таким образом начало всего и всего конец; как всё исходит из этой точки, так же и возвращается в неё; и так как он есть центр, который оживляет всё, одухотворяет и одушевляет все эти творения в обретаемом ими существовании».

(Не забудем его программного предпослания к своему первому изданию Феноменологии – за религией следует наука, – как ВСЁ!)

(из лекций по истории философии) Отвага истины, вера в силу духа есть первое условие философии.

Человек, поскольку он есть дух, может и должен почитать самого себя достойным наивысшего, о величии и силе его духа он не может думать достаточно обширно. И с этой верой ничто не будет столь твёрдо и непреступно, чтобы не открыться ему. Поначалу сокровенное и закрытое существо универсума не имеет той силы, которая могла бы оказать противление отваге познания; оно вынуждено раскрыть себя перед ним и выложить пред его очи его богатство и его глубину, дав в употребление».

Так что да, ныне в России нет какого-то активного массового творческого задора да, пожалуй, и культуры как таковой – жажды творить и практиковать с формами, не потому ли, что не удалось сформировать такие базовые категории как «собственность», «наследование», «ответственность»?

Не потому ли культура здесь – всего лишь опыт подглядывания да робких реплик – опыт копирования подручными средствами, насколько способны увидеть и различить. И вот на этом фоне, в этой среде «узких / приземленных горизонтов» вдруг возникают всполохи Духа – как откровение – появляются отдельные реплики то ли «поэзии», то ли «мифа» – отдельные авторы, с наследием которых, опять же, здесь не знают, как обходиться – не умеют ценить… Да и при всем многоглаголании / судачинии о ценностях, здесь все ещё так, похоже, и не понимают, что же это такое – ценности, как они и почему это так? – Остается одно – присматриваться и учиться…